— Изумительно! — восклицал Пай. — Просто изумительно! Я наслаждался каждым мгновением. Поверить не могу, что вы столько успели. У вас же совсем не было времени! Что же до самой пьесы, — продолжил он, поворачиваясь к Худу, — должен признать — вы сущий маг и чародей. Вас следует упомянуть как моего соавтора.
— Не стоит, сэр, — покачал головой Худ, стараясь встать так, чтобы до него не доходило зловонное дыхание Пая. — Вся слава должна достаться вам, ведь пьесу написали вы. И, как видите, труппа от нее в полном восторге.
— Игра актеров просто безупречна!
— А как вам я в роли лорда Мэлэди? — Фаэторн набивался на похвалу.
— Ваша игра стала для меня сущим откровением! Вам удалось передать весь юмор и пафос этой роли. Вы были неподражаемы, мистер Фаэторн!
— Которая из сцен вам понравилась больше всего?
— О, все они были одинаково великолепны! Именно так я и представлял себе лорда Мэлэди.
Довольная улыбка тут же исчезла с лица Фаэторна.
— Об этом, мистер Пай, я и хочу с вами поговорить. Когда я согласился играть лорда Мэлэди, я не предполагал, что он начнет преследовать меня с такой настойчивостью.
— Я вас не понимаю, сэр…
— Позвольте мне объяснить, — вмешался Худ, учуяв в голосе друга нотки раздражения. — Видите ли какое дело, мистер Пай. В пьесе злой сэр Родерик устраивает так, чтобы на лорда Мэлэди навели порчу, и сначала у того начинается лихорадка, потом с ним делаются судороги, затем он теряет голос. И все это произошло с Лоуренсом.
— Не может быть! — ахнул потрясенный Пай.
— Может, — уныло кивнул Фаэторн. — Я считаю, что пьеса проклята.
— Лоуренс страшно мучился, — добавил Худ.
— Это еще не все. Эдмунд, расскажи мистеру Паю об адвокате.
И Худ поведал о смерти Роберта Патриджа — скорбном событии, прервавшем постановку «Ненасытного герцога». Честно рассказав о заверениях доктора Винча о том, что смерть наступила от естественных причин, Эдмунд добавил, что нельзя исключать и того, что несчастного отравили.
Услышанное, казалось, одновременно потрясло и отрезвило Пая. Адвокат мгновенно замкнулся в себе, словно улитка, спрятавшаяся в домик. Фаэторн не отступал:
— Что происходит, мистер Пай?
— Не знаю, — выдавил из себя адвокат.
— Я же вижу, вы что-то знаете.
— Может, знаю, а может, и нет.
— Перестаньте разговаривать со мной как адвокат!
— Но я и есть адвокат, мистер Фаэторн.
— Возможно, произошедшему есть какое-то объяснение, — мягко начал Худ, стараясь сгладить резкий тон друга и вызнать правду. — Мистер Пай, почему вы написали заклинания именно так, как в пьесе, а не иначе?
— Честно говоря, их сочинил не я, — наконец признался Пай.
— А кто же? — спросил Фаэторн.
— Ведьма.
— Значит, я и вправду попал под действие темных чар, — застонал Лоуренс, хватаясь за голову.
— Но, мистер Фаэторн, ведь это произошло совершенно случайно, — залепетал Пай. — К тому же заклятия были наложены ненадолго, и вы быстро поправились…
— Это не оправдание. Сначала меня трясло от лихорадки, потом я грохнулся посреди церкви, но все это ничто по сравнению с унижением, которое я пережил, когда Барнаби Джилл спер мою заключительную реплику в «Двойной подмене». Чума на ваше колдовство! — прорычал он. — Вы лишили меня голоса!
— Который, однако, вскоре к тебе вернулся. — Худ пытался успокоить друга.
— Не напомнишь, как это произошло?
— Ты выпил снадобье матушки Пигбоун.
— Кто такая матушка Пигбоун? — навострил уши Пай.
— Еще одна ведьма, — прорычал Фаэторн. — Какой толк от пьесы, если я под занавес превращусь в калеку? Я думал, ученик дьявола — Дэйви Страттон, но теперь вижу, что имя ему — Эгидиус Пай.
— Все еще можно исправить, — пискнул Пай.
— Да уж постарайтесь, сэр. Я как-то не горю желанием лишиться зрения.
— Тогда мы перепишем заклинание, которое наводит на вас слепоту.
— А как насчет остальных заклятий? — поинтересовался Худ.
— То же самое. Переделаем их, и они утратят свою силу. Понимаете, — признался Пай, — когда я сел за пьесу, я думал, что волшебства не бывает и колдуны — это просто шарлатаны, которые морочат головы простакам. А потом я встретил женщину, утверждавшую, что она умеет плести заклинания, и я засомневался в своей правоте. Было в ней что-то такое, что лишило меня уверенности. Именно ее я представил в пьесе Черной Джоан, слегка приукрасив. — на самом деле ее нрав куда неприятнее.