— Отравили?! Что за вздор! Кому его убивать?
— Тому, кто с ним не ладил! — выпалил Илайес.
— А! — Удивление Страттона сменилось яростью. — Вы меня и в смерти Роберта собрались обвинить?!
— Вас никто ни в чем не обвиняет, мистер Страттон, — безнадежно сказал Николас.
— Тогда сделайте одолжение — уходите.
— Сию же секунду, сэр. Простите за вторжение.
— Надеюсь, я вас вижу у себя в последний раз.
Прежде чем Илайес успел выпалить ответную колкость, Николас вытолкал его прочь.
Садясь в седло, валлиец все еще сжимал в руках мушкет:
— Жаль, что он не стреляет. А то я бы угостил этого Страттона пулей.
— Джером Страттон в меня не стрелял, — уверенно произнес Николас. — Вот о чем лучше подумай, Оуэн. Ты слышал, как он говорил о Дэйви? Когда Джером привез мальчика к нам в Лондон, он строил из себя заботливого отца, но сейчас сбросил эту маску. Совершенно очевидно, что он только рад избавиться от сына.
— Интересно, почему.
— Мне тоже, — отозвался Николас. — Но меня волнует еще один вопрос: кто нас подслушивал?
Лоуренс Фаэторн прилагал все усилия, чтобы не допустить срыва репетиции и наконец заставить комедиантов сосредоточиться. Однако вскоре он поймал себя на том, что и сам не в состоянии собраться. Оно и понятно: суфлер и актер, играющий Родерика Лоулеса, отсутствуют, ученик сбежал.
Эгидиус Пай, появление которого вначале сотворило чудо, сейчас лишь раздражал и отвлекал. Козлом отпущения, как всегда, стал Джордж Дарт.
— Джордж!
— Да, сэр?
— Ты невозможен.
— Неужели, сэр?
— К сожалению. Мне начинает казаться, что ты сошел с ума.
— Я стараюсь как могу, мистер Фаэторн. — виновато мямлил Дарт, которому снова поручили замещать Николаса.
— Плохо стараешься. Что подумает мистер Пай при виде того, как его пьеса летит псу под хвост из-за суфлера-раззявы? Когда ты читаешь текст, вообще ничего не слышно. А когда мы тебя слышим, то не можем разобрать ни слова. А когда наконец до нас доходит, что ты мямлишь, выясняется, что ты подсказываешь реплики совсем из другой сцены!
Актеры расхохотались, Дарт понурился. Барнаби Джилл вступился за него.
— Лоуренс, ты неправ, во всем обвиняя Джорджа, — сказал он.
— Ну конечно же, Барнаби, — всплеснул руками Фаэторн. — Как же я о тебе-то позабыл! Ты у нас весь день витаешь в облаках.
— Ай, на себя посмотри, Лоуренс. Ты сегодня хоть одну реплику без запинки произнес? Или на лорда Мэлэди снова немочь напала — теперь он не в ладах с памятью?
— Хватит плеваться ядом.
— Должен же кто-то указывать на твои ошибки!
— Должен. Только ты и сам не без греха, Барнаби!
— И какие же у меня ошибки? — вскинулся Джилл.
— Самую главную ошибку ты совершил, когда решил стать актером.
— По крайней мере в отличие от тебя я пошел в комедианты осознанно, а не как пьяница, ломящийся в публичный дом. Ошибка моя в том, что я стал членом труппы, упустив из виду то, что в ней есть такие, как ты.
Фаэторн выпятил грудь колесом:
— Лично я — не член труппы. Я и есть труппа!
Эдмунд Худ раскрыл было рот, собираясь остановить спорщиков, пока дело не дошло до драки, однако его помощь не потребовалась. Дубовые двери распахнулись, и в Главный зал влетел Энтони Димент.
— Мне надо поговорить с Николасом Брейсвеллом, — запыхавшись, проговорил он.
Фаэторн закатил глаза:
— Как я вас понимаю, сэр…
Викарий даже не представился — он так спешил, что позабыл о вежливости.
— Где он? — обеспокоенно спросил Энтони. — Все еще ищет сбежавшего ученика?
— Тише, тише, не так громко. — Фаэторн с опаской оглянулся по сторонам. — Когда Ник рассказал вам об этом, он рассчитывал, что вы сохраните дело в тайне и не будете упоминать об этом в своих проповедях.
— О, уверяю вам, мистер Фаэторн, я буду нем как рыба. Но коли вам известно, что Николас заходил ко мне в церковь, вы также должны знать о скандале, который устроил Реджинальд Орр.
— Да кто о нем не знает. Что, этот драчливый пуританин угрожал Нику?
— Хуже.
— Говорите же! Ну!
— Он куда-то подевался.
— Возможно, Господь смилостивился над нами и забрал его к себе прежде уготованного срока? Но это же чудесно, если докучливый пуританин пропал!
— Два докучливых пуританина, мистер Фаэторн.
— Два?
— Второго зовут Исаак Апчард.
— Ах, вы про того мерзавца, который хотел нас попотчевать жареной кониной? Можете забыть о нем. Он сидит под замком и проклинает тот день, когда впервые услышал об «Уэстфилдских комедиантах».
— Уже нет, сэр, — проговорил викарий. — В этом-то все и дело.