— Поправьте кепку! — громко сказал Тодд.
Дуссандер непонимающе посмотрел на него.
— Поправьте кепку, солдат!
Дуссандер повиновался, машинально придав кепке высокомерный наклон, характерный для оберлейтенантов, — как ни печально, форма-то была оберлейтенантской.
— Поставьте ноги вместе!
Он опять повиновался, сдвинул ноги, щелкнув каблуками, не задумываясь, привычным движением, словно вместе с халатом сбросил все эти годы.
— Ахтунг! Внимание.
Дуссандер резко выпрямился, и на секунду Тодд испугался — действительно испугался. Испугался, как ученик колдуна, который сумел оживить щетки, но которому не хватило умения остановить их. Старик, живущий на пенсию, пропал. Остался Дуссандер.
Потом страх сменился чувством превосходства.
— Кру-гом!
Дуссандер четко повернулся, забыв и про виски, и про мучения последних трех месяцев. Еще раз щелкнули каблуки, когда он повернулся лицом к заляпанной жиром плите. За ней он увидел пыльный плац военной академии, где проходил солдатскую науку.
— Кру-гом!
Он повернулся опять, но на этот раз выполнил команду не так четко, слегка потеряв равновесие. Когда-то он получил за это десять неудов и удар палкой в живот, да такой, что перехватило дыхание. Про себя он слегка усмехнулся. Мальчик не знал всех хитростей. Не знал.
— Шагом, марш! — скомандовал Тодд. Глаза его жарко блестели.
Плечи Дуссандера опять поникли, и он снова качнулся вперед:
— Нет, пожалуйста, — попросил он.
— Шагом, марш! Марш, я сказал!
Со сдавленным вздохом Дуссандер начал семенить по выцветшему линолеуму кухни. Он повернул направо, обходя стол, снова направо, подошел к стене. Лицо его, слегка приподнятое, было бесстрастным. Ноги высоко поднимались, потом чеканили шаг, и от этих шагов в буфете звенела посуда. Руки вырисовывали короткие полукружья.
Образ шагающих щеток снова возник перед Тоддом, вернув страх. Вдруг до него дошло, что он не хотел, чтобы Дуссандеру было хоть чуточку приятно, и что, наверное, хотел только, чтобы Дуссандер выглядел смешным, а не достоверным. Но почему-то, несмотря на возраст и дешевую кухонную обстановку, он был совсем не смешон. Он был страшен. Впервые тела, сваленные в кучи, и крематории вдруг перестали быть абстрактными для Тодда. Вывернутые руки, ноги, торсы с фотографий, неестественно белые под холодными дождями Германии, уже не напоминали антураж фильмов ужасов, свалку из манекенов, позаимствованных из универмага, которую потом рабочие растащат по местам. Они стали реальным фактом, колоссальным, необъяснимым и ужасным. На секунду ему показалось, что он даже чувствует легкий, слегка отдающий дымом, запах разложения.
Страх обуял его.
— Стой! — закричал он.
Дуссандер продолжал шагать с отсутствующим, ничего не выражающим взглядом. Он держал голову еще выше, напрягая жилы на шее и надменно задрав подбородок. Острый нос резко выдавался вперед.
Тодд почувствовал пот под мышками.
— Хальт! — закричал он.
Дуссандер остановился: сначала правая нога, потом левая с оглушительным щелчком. Секунду его лицо оставалось бесстрастным, как у робота, потом стало смущенным. За смущением последовало поражение. Он как-то весь обмяк.
Тодд вздохнул с облегчением, и вдруг обозлился на самого себя. «В конце концов, кто командует?» Затем самообладание вернулось: «Я командую, я».
Дуссандер стоял молча, опустив голову.
— Теперь можете снять, — великодушно объявил Тодд… и не мог не задуматься, а захочет ли он снова, чтобы Дуссандер надел эту форму. Хоть на несколько секунд…
7
Январь 1975 г.
Тодд вышел из школы, когда уже прозвенел последний звонок. Сел на велосипед и поехал в парк. Там он нашел пустую скамейку, поставил велосипед на подставку и достал из кармана табель. Огляделся вокруг, нет ли кого поблизости, но в обозримом пространстве была только парочка школьников, целующихся у пруда, и два пьяницы, передающих друг другу бумажный пакет. «Мерзкие алкаши», — подумал он, но не они были причиной его раздражения. Он открыл табель.