Колледж, Вот выход. Колледж может стать естественной причиной разрыва с Бетти, не вызывая вопросов. Но до сентября еще так далеко.
В пятый раз ему понадобилось минут двадцать, чтобы, наконец, возбудиться как следует, но Бетти заявила, что стоит и подождать. А потом, вчера, он не смог и этого.
— Что с тобой, в конце концов? — спросила она недовольно. После двадцати минут манипуляций с его вялым пенисом она устала и потеряла терпение. — Ты что, бисексуал?
Он чуть не дал ей по морде. Если бы с ним был его винчестер…
— Здорово, какой класс! Сын, поздравляю!
— Чего? — он поднял голову, вынырнув из своих черных мыслей.
— Ты попал в сборную средних школ южной Калифорнии по бейсболу! — Отец улыбался гордо и довольно.
— Разве? — он не сразу смог понять, о чем говорит отец, смысл слов медленно доходил до него. — А? Да, тренер Халлер что-то говорил мне об этом в конце года. Он сказал, что представит меня и Билли Делайонса. Но я не ожидал, что это будет.
— Господи, ты что, не рад?
— Я пытаюсь
(кому это нужно?)
осознать. — С большим трудом ему удалось улыбнуться.. — Можно посмотреть статью?
Отец протянул газету через стол и поднялся.
— Я сейчас разбужу Монику, пусть порадуется, пока мы не уехали.
О, Боже, только не это. Их двоих я не выдержу.
— Не надо. Она же больше не уснет. Лучше давай оставим газету на столе.
— Да, пожалуй, так и сделаем. Ты — чертовски сообразительный парень, Тодд.
Он похлопал сына по спине, и Тодд зажмурился. В то же время пожал плечами — вот хитрец, и отец засмейся. Тодд снова открыл глаза и посмотрел статью.
ЧЕТЫРЕ МАЛЬЧИКА ВОШЛИ В СБОРНУЮ ЮЖНОЙ КАЛИФОРНИИ — гласил заголовок. Ниже были их фотографии в форме команд — принимающий и игрок в поле слева — из «Феарвью Хай», мощный отбивающий из Маунтфорда и Тодд — крайний справа, открыто улыбающийся из-под козырька бейсболки. Он прочел статью и узнал, что Билли Делайонс попал во второй состав. Ну хоть этому можно было порадоваться. Делайонс мог теперь сколько угодно кричать, что он — методист, пусть, если ему от этого легче, но Тодда уже не провести. Он хорошо знал, что такое Билли Делайонс. Может, его стоило познакомить с Бетти Траск, тоже жидовкой. Он долго сомневался, но вчера ночью понял, что это так. Эти Траски только притворялись белыми. Одного взгляда на ее нос и смуглый цвет лица достаточно, а у ее отца это еще виднее. Поэтому у него и не встал. Все просто: его член понял разницу раньше, чем мозг. Кого они обманывают, называя себя Траски?
— Еще раз поздравляю, сын.
Он взглянул и сначала увидел протянутую руку отца, а уж потом его по-дурацки улыбающееся лицо.
Твой друган Траск — жид! — прокричал он мысленно прямо в лицо отцу. — Вот почему я не смог вчера трахнуть его шлюху-дочь! Вот поэтому!
И следом за этим откуда-то изнутри возник холодный голос и отсек поднимающуюся волну безумия, словно
(а ну возьми себя в руки)
стальной дверью.
Он пожал руку, простодушно улыбаясь гордому от радости отцу. Со словами: «Ну спасибо, па».
Они оставили на столе открытую на нужной странице газету и записку для Моники, которую сын написал по настоянию Дика, подписался он: «Твой сын — игрок сборной, Тодд».
22
Эд Френч, он же Трусишка, он же Кроссовка Пит и Кедман, а также Калоша, поехал в маленький прелестный приморский городок Сан-Ремо на совещание завучей. Совещание было напрасной тратой времени: единственное, в чем соглашались завучи, это не соглашаться ни с чем, и Френч безумно скучал на докладах и обсуждениях уже в первый день. В середине второго дня он понял, что Сан-Ремо ему тоже надоел. Среди прилагательных «маленький прелестный и приморский» ключевым, наверное, было слово «маленький». Город изобиловал великолепными видами и мамонтовыми деревьями, но в Сан-Ремо не было ни кинотеатра, ни кегельбана, а в единственный бар Эду идти не хотелось — там грязная автостоянка, забитая, пикапами и грузовиками, на большинстве из них передние бамперы были украшены наклейками с портретом Рейгана. Эд не боялся, что к нему привяжутся, просто не хотелось целый вечер глазеть на мужчин в ковбойских шляпах и слушать Лоретту Линн из музыкального автомата.
Так что на третий день совещания, продолжавшегося невероятные четыре дня, он сидел в номере отеля «Холидей», в номере со сломанным телевизором и ужасным запахом из туалета. Был еще бассейн, но в это лето Эда мучила страшная экзема, и он боялся умереть прямо в купальном костюме. Без одежды он напоминал прокаженного. До начала следующего рабочего совещания (помощь детям с дефектами речи — что означало: нужно что-то сделать для детей, которые заикаются, или у которых заячья губа, или волчья пасть, но прямо так назвать нельзя, нет, Боже сохрани, иначе снизят жалование) он пообедал в единственном в Сан-Ремо ресторане, спать не хотелось, а по единственному телеканалу шел повтор «Очарованных».