— Да.
— Никаких кудрей там или хвостов до задницы, ни цепей, ни заклепок на ботинках.
— Да, — Вайскопф смотрел на движение вокруг и радовался, что не он за рулем. — Он ведь просто мальчик. Белый мальчик из хорошей семьи. Поэтому трудно поверить, что…
— Я считал, что у вас пацаны умеют обращаться с винтовками и гранатами еще до восемнадцати. В Израиле.
— Да. Но ему ведь было тринадцать, когда это все началось. Зачем тринадцатилетнему мальчику связываться с таким, как Дуссандер? Я все время пытаюсь понять и никак не могу.
— Я бы дорого дал, чтобы понять, — сказал Риклер и щелчком выбросил сигарету за окно. От нее болела голова.
— Может, это просто случай. Совпадение. Называйте, как хотите, лейтенант Риклер. Стечение обстоятельств. Считаю, что бывает не только благоприятное стечение обстоятельств, но и неблагоприятное.
— Я не понимаю, о чем вы, — мрачно сказал Риклер. — Но знаю точно, что этот пацан противнее клопа в щели.
— Я просто хочу сказать вот что. На его месте любой пацан бы с радостью сообщил родителям или в полицию. Ну скажем: «Я узнал разыскиваемого человека. Он живет там-то и там-то. Да, я уверен». И пусть бы власти делали что надо. Или вы считаете, что я не прав?
— Нет, все верно. Тогда бы несколько дней этот пацан купался бы в славе. Многим детям это нравится. Фото в газете, интервью в вечерних новостях, может даже наградили бы в школе за выполнение гражданского долга, — Риклер рассмеялся — Да, за такое его фото поместили бы в каталог «Люди года».
— А что это?
— Не важно, — сказал Риклер. Ему пришлось говорить громче, потому что с двух сторон их стали обходить громадные трейлеры. Вайскопф нервно смотрел по сторонам.
— Вы правы насчет детей. Именно многих. Но не этого пацана, — сказал Вайскопф. — Этот мальчик, наверное, по чистой случайности разоблачил Дуссандера. Но вместо того, чтобы сказать родителям или властям… он идет к Дуссандеру. Почему? Вы сказали, что вам все равно, но по-моему, это не так. Мне кажется, вам это тоже не дает покоя, как и мне.
— Шантаж исключен, — сказал Риклер — Это точно. У этого мальчика есть все, чего можно только желать. Даже вездеход в гараже, не говоря уже о ружье для охоты на слонов. И если бы он хотел просто так, для смеха попугать Дуссандера, с него практически взять было нечего. Кроме нескольких акций, у него даже горшка приличного ночного не было.
— Вы уверены, что мальчик не знает о том, что вы нашли трупы?
— Уверен. Может, я еще вернусь к нему после обеда и ударю его еще этим. Сейчас, похоже, это наш главный козырь, — Риклер слегка стукнул по рулевому колесу. — Если бы все выяснилось хотя бы на один день раньше, я бы просил об ордере на обыск.
— Вы имеете в виду одежду, в которой мальчик был в тот вечер?
— Да, если бы мы нашли частички почвы, совпадающие с образцами земли из подвала Дуссандера, тогда бы можно было его расколоть. Но эту одежду уже могли с тех пор постирать сто раз.
— А что с теми другими мертвыми бродягами? Которых полиция находила в городе?
— Ими занимается Дэн Бузман. Вряд ли тут есть какая-то связь. Дуссандер просто бы их не одолел… и кроме того, у него был придуман такой аккуратный подход. Он предлагал им выпивку и еду, вез их к себе на городском автобусе, — черт бы его побрал, — и приканчивал прямо у себя на кухне.
Вайскопф тихо произнес:
— Я совсем не о Дуссандере.
— Что вы хотите этим… — начал Риклер и вдруг резко замолк на полуслове. Повисла невероятно долгая пауза, прерываемая лишь ревом моторов вокруг. Потом Риклер мягко сказал: — Ой, приятель, дай передохнуть…
— Как агента моего правительства, Бауден интересует меня только постольку, поскольку он может знать что-нибудь об оставшихся связях Дуссандера с нацистским подпольем. Но чисто по-человечески мне все более интересен сам мальчик. Его мотивы. Хочется понять, почему. И когда я пытаюсь удовлетворить свое любопытство и ответить на эти вопросы, я ловлю себя на том, что спрашиваю себя «Что еще?»
— Но…
— Нельзя ли предположить, — спрашивал я себя, что в основе привязанности их друг к другу лежат те ужасные зверства, в которых участвовал Дуссандер? Мысль безумная, — говорил я себе. То, что творилось в концлагерях, до сих пор может вызвать приступ тошноты. Я и сам это чувствую, хотя из моих родственников только один дедушка погиб в лагере, да и то, когда мне было всего три года. Но для всех нас, наверное, в том, что творили немцы, есть что-то такое, что привлекает, волнует, дает пищу воображению, открывая тайные катакомбы сознания. Может быть, часть наших страхов проистекает из тайного сознания того, что при определенных обстоятельствах мы и сами бы хотели построить такие лагеря и заполнять их. Неблагоприятное стечение обстоятельств. Как знать, может при определенных обстоятельствах, существа, обитающие в этих тайных катакомбах, с радостью вырвутся наружу. И на кого, по-вашему, они будут похожи? На безумных фюреров с косой челкой и напомаженными усиками? На красных дьяволов, или демонов, или драконов, размахивающих вонючими чешуйчатыми крыльями?