Картинки воспоминаний окружили его, заслоняя, вытесняя кадры реальности. Он шел как послушная механическая кукла, увлекаемый куда-то едва знакомым человеком, направляемый теплом его ладони.
Но вот ладонь отстранилась, тепло отступило, распалась иллюзия, которой хотелось довериться, в которой хотелось остаться.
Эрни стоял прямо возле окошка того чистенького и светлого подвала, в котором он ночевал последние две недели. Он предпочёл бы не считать эти дни, совсем забыть о времени, не знать, сколько прошло ужасно грустных ночей, часов, минут с того тёмного вечера… Впрочем, теперь это уже неважно. Его поймали с поличным. Незнакомец, так правдоподобно изображавший дружелюбие, сейчас достаёт из кармана телефон. Он позвонит в социальную службу и сообщит его приметы, и не сегодня-завтра за ним придут, его поймают, ведь у него уже не осталось сил убежать далеко, надёжно спрятаться. И всё-таки, он попытается. Несмотря на болезненное чувство обманутого доверия и почти парализующего ощущения безнадёжности, Эрни, мягко, как кошка, которая пятится, выгнув спину, стал отступать назад.
Мужчина, тем временем, достал из кармана, то, что искал.
Ключи в его руке звякнули и упали в снег.
Эрни совершил свой «кошачий» прыжок — но не назад, а вперёд, — и быстро поднял ключи.
Мужчина, по-видимому, не заметил ни смятения и испуга, ни манипуляций Эрни: немного потерев друг от друга ладони, он снял запотевшие и залепленные снегом очки и, подув на них, стал протирать стёкла белым, как свежий снег, носовым платком.
Глава 2. Новый дом, ловец снов и коровы для маскировки
Раньше Эрни не позволял себе разглядывать этот дом. Для него существовал только подвал, в который нужно проскользнуть незамеченным. В маленьком мирке, где он вел борьбу за выживание, не было места зимним пейзажам, голубям, ворковавшим под крышей, толстым котам, из-за чистых окошек лениво наблюдавшим за воробьями.
Это был тот же самый двор, в который он прокрадывался ещё вчера, как пугливая мышь в свою норку.
Но сейчас он смотрел на него совсем другими глазами: глазами человека, которого другой человек пригласил к себе в гости. Теперь этот двор дружелюбно светился лампами и подмигивал гирляндами. Улыбчивый довольный дом, надевший уютную снежную шапку, открывал для него одну из своих дверей.
Мужчина закончил с очками и взял из ладони Эрни аккуратный чистый ключ. Его пальцы уже не были такими теплыми.
— Это моя причуда — не носить перчатки. Они всегда казались мне ужасно неудобными. А пальцы уже не те, что были раньше, и глаза подслеповатые. Так что, не окажись ты сейчас рядом, я бы ползал в сугробе добрых полчаса. — Мужчина заговорщически подмигнул Эрни.
— Я живу здесь, на первом этаже. — Он указал на окно, располагавшееся прямо над окошком подвала, так хорошо знакомого Эрни. В нём не горел свет.
Мужчина сам ответил на вопрос, который Эрни постеснялся бы задать.
— Я живу один. Если, конечно, не брать в расчёт Мистера По. Но он нечасто бывает дома. Впрочем, я забегаю вперёд, а ты, наверное, уже успел замёрзнуть.
Они вошли в подъезд, в который Эрни не раз доводилось проникать «контрабандой». Опрятная деревянная дверь немного скрипнула, пропуская их в уютную прихожую.
Скромная и опрятная прихожая выглядела ничем не примечательной. Но здесь ужасно странно пахло: прихожие маленьких квартир просто не должны пахнуть так. Платяные шкафы и полки для обуви не хранят запах смешанного леса. Эрни знал и любил этот запах, он не спутал бы его ни с чем на свете.
— Знаю, у меня скромно, но я регулярно убираюсь и проветриваю. — Мужчина снова подмигивал. Из-за отсветов лампы в стёклах очков его глаза казались моложе и веселее, чем должны были бы быть у такого почтенного господина.
Пока Эрни разглядывал занавеску, отделявшую маленькую прихожую от комнаты-студии, возле его ног очутились мягкие тапки. Их носы были сшиты в форме голов мышей, на заостренных «мордочках» сверкали чёрные пуговицы-бусины, а за пятками тянулись хвосты. Когда Эрни сунул в них ноги и встал, мышки издали писк. Эрни вздрогнул и улыбнулся.
Хозяин тапок и квартиры хохотнул почти по-детски радостно.