А он, по всему видно, был веселым человеком. Записи о жизни Гехта перемежали забавные рисунки, необидные короткие стишки, посвященные современникам хрониста, шутливые признания в любви к некой Асгерд Дюлла, заметки о добравшихся из столицы модах. И последние даты – за день, за два до ухода. Человек подсчитывал, во что обойдется новая шляпа, предвкушал, какое впечатление произведет она на подружку, а через день ушел из города на верную смерть…
Я неосторожно задел локтем стопку листов, и они разлетелись по всей комнате. Пришлось собирать, а за одним светло-серым квадратиком даже лезть под стол. Ползать по полу, держа в руках записки, было неудобно, и я, недолго думая, сунул несколько за обшлага. Потом положу на стол.
Последний лист оказался нотной записью. Непонятные непосвященному значки, а под ними слова, и вовсе полная абракадабра. Видимо, Орм Бъольт ленился выучить ноты и, единожды разобрав произведение, записывал, как и куда должны становиться пальцы.
Ведь не будет большой беды, если я перепишу вещицу?
Запись эта не была выделена абзацами или еще как-либо, на взгляд ее нельзя было отличить от прочего текста шпаргалки. Я мог бы скопировать только ноты, но сам грешил расписыванием трудных мест, и мне было интересно, как это сделал Орм Бъольт. Только дописав последнее предложение, понял, что этот отрывок не имеет к музыке никакого отношения.
«Они летают, не могут не летать. Им нужно питаться, нужно разминать тело. Но не в полнолуние, как говорят. Когда светит полная луна, легко заметить, что их нет на месте. На Часовой башне. И возле ратуши. Странный постамент, похож на закрытый колодец. Сегодня ночью луны не будет. Я пойду».
А дальше – снова перечисление ладов и струн.
Человеку пришла в голову неожиданная мысль и он, боясь упустить ее, не стал брать отдельный листок и записал на том, что было под рукой, а потом продолжил свои занятия, решив, что обдумает идею позже, на досуге. Но было ли это «позже» и до чего додумался Орм Бъольт? Вопросов стало гораздо больше, чем когда я только пришел в дом хрониста.
Я еще раз оглядел кабинет. Он уже не казался мне светлым и ждущим. Дом недовольно скрипел, он вдруг рассердился на непрошеного гостя. Дал мне что хотел и теперь прогонял.
Из заколдованных мест надо уходить не оглядываясь, но я нарушил этот закон. Один взгляд, необязательный, через плечо, с порога.
Я увидел прежде не замеченную дверь.
Обычная серая дверь, ничем не примечательная. Уж верно, та самая, которую я заметил с улицы.
Нет приметы хуже, чем возвращаться. Но иначе я промаюсь всю оставшуюся жизнь.
Дверь должна быть заперта или, рассохшись, заклинить намертво. Я взялся за бронзовую ручку и потянул на себя.
Дверь распахнулась. Старый дом охнул. Не успев ничего разглядеть, я полетел вниз.
Прозрачный Дракон Магт очень хорошо заботится обо мне. Судите сами: сначала я кубарем скатился по склону оврага, потом подо мной проломились гнилые доски, я полетел со второго этажа, аккуратно вписался в открытый люк подвала и не только не убился, но и ничего себе не сломал. Даже обрушившаяся следом деревянная балка, которая запросто могла раздробить мне ноги, только придавила их, удачно улегшись на какие-то кирпичи. Повезло, что и говорить. Только теперь из-под клятой деревяхи не выбраться.
Попытки осторожно вытащить ноги, равно как и отпихнуть тяжелый деревянный брус, ни к чему не привели. Остается ждать помощи извне.
Страшно мне не было. Если я не приду домой к обеду, Гудрун рассердится, ближе к вечеру забеспокоится, взбудоражит Хельгу, сестра расспросит обо мне Торгрима, тот вспомнит, что говорил о заброшенном доме, и за мной придут. Может быть, это случится совсем скоро, ведь, скатившись по склону оврага, я оставил в снегу широкий след. Прохожие заметят его, удивятся непорядку и сообщат страже. Нужно только потерпеть несколько часов, ерунда. Вот если бы не было так холодно…
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
В Гехте шел снег. Начавшись вдруг, он валил крупными тяжелыми хлопьями, скрывал улицы и дома. Ездовые кхарны сердито мотали рогатыми головами и отказывались выходить за ворота или же укладывались прямо посреди улицы. Люди, застигнутые непогодой вне дома, торопливо ныряли в первую попавшуюся гостеприимную дверь, будь то жилье их собственное, знакомых, трактир или ратуша. Внутри их встречали смехом и шутками – всякий пришедший с улицы походил на диковинного зверя, с ног до головы покрытого белым пухом.
Снегопад длился недолго, всего-то минут сорок, и прекратился разом, как будто кто-то на небе опрокинул корзину со снегом. Там и тут на занесенных улицах зашевелились пушистые сугробы – невозмутимые кхарны поднимались, отряхивались и неторопливо направлялись к зовущим их хозяевам. Снег достигал косматым быкам до колен.
Снегопад скрыл все следы, ведущие к заброшенному дому хрониста Орма Бъольта.
Глава 8
Глава 8
Ждать в подвале освобождения холодно и скучно. Фонарь дает достаточно света, чтобы оглядеться, но ничего интересного вокруг не наблюдается. Я уже трижды пересчитал в обе стороны камни кладки трех видимых стен, обозрел зияющий надо мной зев люка и подивился меткости, с которой влетел в это не очень большое квадратное отверстие. Кстати, почему люк, ведущий в подвал, оказался открытым? Мысль была интересной, но ни до чего толкового и оригинального додуматься так и не удалось.
Да, скучно непереносимо. И еще холодно. И от стылости этой тоска забирает еще сильнее. Или наоборот, если б было чем заняться, я бы не так мерз?
Перебрав все доступные сейчас развлечения, я вспомнил о собранных с пола разлетевшихся записках Орма Бъольта. Когда меня вытащат отсюда, я непременно верну все листки на стол, но разве не ради них явился я в этот дом? Света фонаря достаточно, чтобы читать.
Разбирать написанное было трудно – озябшие руки ощутимо дрожали и листки прыгали перед глазами. К тому же нестерпимо хотелось спать. Пора бы уже кому-нибудь за мной прийти.
Я, похоже, совсем отупел от холода и скуки. Читал про капитана Свана и не понимал этого. Откуда Орм Бъольт, сгинувший семьдесят лет назад, может знать Оле? А, нет, Олаф Сван. Оле старшие стражники иногда уважительно называют Олафсон.
Небольшой листок коры серого дерева, обычная выписка, хронисты часто делают такие по просьбе горожан, интересующихся делами своих предков.
«В пятый год правления короля Густава Доброго капитан городской стражи Олаф Сван и два его сына, стражник Торкиль и прознатчик Сигурд, погибли в сражении с подснежниками в Кривом переулке…»
Пятый год правления короля Густава… Хельга тогда еще была маленькой девочкой. А чем занимался нынешний капитан Сван? Что мы вообще знаем про Оле? Мы привыкли, что он проводит у нас все свободное время, когда не спит. Оле даже покупки с рынка всегда несет к Гудрун. Мы ничего не знаем о его доме и никогда не спрашивали… А он потерял отца и братьев… Один из них был прознатчиком, им нет нужды лезть в битву с обложенными в «яме» подснежниками. Но ведь и Хельга всегда… А если однажды и сестру тоже?..
На пирушках стражников и служителей Палаты Истины всегда стоит незанятый табурет и лишний прибор. Говорят, что это для смерти, всегда идущей рядом. Если ее уважить, то, может быть, подобреет.
Я вдруг увидел: белое поле кладбища, я стою на коленях у еще не засыпанной снегом каменной плиты и все глажу ладонями лед, а под ним – бледное спокойное лицо Хельги. Нет больше у меня сестры…
Я вздрогнул и заполошно огляделся по сторонам. Ах да… Подвал, балка, черновики пропавшего хрониста. Родичи Оле… Что-то не так в этой записке…