Посвящение в хронисты огласишь сам. Его текст и мои тебе советы найдешь в верхнем ящике стола.
Прощай».
Выронив письмо, я принялся судорожно листать хронику.
Последняя запись, что-то о приплоде на общественной кхарне, заканчивалась аккуратной точкой как раз на краю листа. Дальше шли чистые страницы. Если вырезать из хроники несколько листов, порчу можно заметить. Если один – нет.
«С завтрашнего утра». Торгрим все решил, уже когда отправлял меня домой. Сидел тут, спокойно составлял указания, сочинял письмо, вырезал страницу из хроники. А потом, когда стемнело и горгулья снялась со своего насеста, ушел навсегда. Но ведь это… несправедливо! Ему-то зачем? За что?
Я бросился к окну. Черная крылатая тень непоколебимо замерла посреди площади. Каменный страж колодца-лаза вернулся на свое место.
Глава 11
Глава 11
Трактир «Три петуха» любим в Гехте не только за кухню, чистоту и степенность, но и за неприставучесть хозяина. Если кому-нибудь вдруг захочется, навалившись грудью на стойку, излить душу в волнующем рассказе, почтенный Эмиль Кёккен бедолагу выслушает и, несомненно, посочувствует. Но чтоб самому лезть к посетителям – это ни-ни. Ни за что не станет спрашивать он, почему главный прознатчик Гехта хесса Къоль, ее брат, ученик хрониста, и капитан городской стражи сидят молча, не притрагиваясь к заказанному пиву, и только грустно смотрят на придвинутый к столу четвертый, пустой табурет. Нет-нет, хессе имеют полное право. Захотят, сами все расскажут почтенному Эмилю. Ну, или другие добрые люди…
А добрые люди весьма удивились бы, увидев на рассвете, как капитан стражи и ученик хрониста, взобравшись на пьедестал напротив ратуши, неистово тянут и толкают каменную горгулью, будто хотят сдвинуть чудище с места. Но разве это в силах человеческих?
Когда пришли Хельга и Вестри, мы с Оле устало сидели возле когтистых лап статуи. Сестра молча опустилась рядом, обняла меня, уткнулась лицом в плечо. Вестри деловито улегся на мой сапог. Если уж хозяин взял дурную привычку где-то шляться по ночам, то надо его караулить. Вот так! Шагу теперь не сделает без ведома верного пса.
– Торгрим ушел туда, – сказал Оле.
Какой-то ранний служитель ратуши, вывернув с Рогатки, удивленно уставился на нас. Гехт просыпался.
И вот мы сидим в трактире. Втроем. Четвертый табурет теперь всегда будет не занят.
Первым не выдерживает молчания Оле.
– Фунс возьми, Къоли! – рычит он, со стуком опуская кружку на стол. – Да вы, похоже, думаете, что виноваты в том, что Торгрим ушел? Кхарна лысого вам на двор! Тильд сам сделал свой выбор! Сам! Ушел, потому что так захотел, а не потому, что был кому-то или чему-то обязан или так было угодно здоровенной крылатой ящерице!
– Оле, не надо, – тихо попросила Хельга.
С утра сестра выглядит усталой и расстроенной. Одета и причесана она безупречно, но глаза и нос покраснели от слез, Хельга зябко поеживается.
Воинственный пыл Оле тут же угас.
– Ну, Хельга…
Оле осторожно и ласково взял сестру за руку.
– Что ты, милая…
Пять лет назад, когда сестра и Торгрим Тильд еще только привезли меня в Гехт, я сидел на подоконнике в кабинете Хельги. Хронист еще не знал, чем занять вдруг обретенного ученика, а оставаться дома с обустраивающей новое жилище Гудрун… Нет, лучше уж маяться от скуки на службе у сестры.
– О Хельга, украшение нашего мира!
Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился незнакомый широкоплечий дядька в стражнических доспехах. Держа в вытянутой руке опечатанный сургучом свиток, он промаршировал к столу и вручил принесенное Хельге.
– Прими!
– Спасибо, Оле.
– Для тебя что угодно.
Стражник лениво оглядел кабинет и с изумлением уставился на меня.
– О. А это чье?
– Мое, Оле, мое, – ответила Хельга, разворачивая свиток.
– У тебя ж вроде девочка. И маленькая.
– У меня еще и братья имеются. Это младший. Ларс. Будет учеником у Торгрима.
– За что ж ты его так? Сестра-злыдня. А остальных братьев куда дела?
– Оле, – Хельга спихнула стражника с угла стола, на котором тот вольготно устроился. – Ты так интересуешься моей семьей, будто собираешься посвататься.
– Да я б хоть сейчас, – вздохнул вдруг погрустневший стражник.
Хельга, низко опустив голову, перебирала листы.
– И эх! – вздохнул Оле. – Есть вещи, которые и Драконы изменить не в силах. Ну что, брат Хельги, – повернулся он ко мне, – если уж твоя кровная, а моя названная сестрица устроила тебе судьбу хрониста, то надо постараться, чтобы ты служил людям как можно дольше. Идем.
Незнакомый дядька сгреб меня в охапку и потащил на первый урок фехтования.
Они препирались и подкусывали друг друга, а то вдруг начинали советоваться о чем-то совсем по-семейному. Вся Палата Истины помирала со смеху, слушая, как Оле шутливо признается Хельге в любви. Такое поведение стало привычным, как застарелая рана, которую нельзя залечить, только привыкнуть жить с ней, не смущая людей плачем и стонами. Им это хорошо удавалось, моей кровной сестре Хельге и нашему названному брату Оле.
Многое на этом свете не могут изменить даже Драконы. А люди?
Вытащив сапог из-под бока недовольно заворочавшегося Вестри, я встал.
– Оле Сван!
– Чего?
– Оле Сван, семь лет назад в Белом Поле ты ударил мою сестру!
Хельга и капитан смотрели на меня в полнейшей растерянности.
– Ларс, тогда… – начала сестра, но я не слушал, торопясь договорить.
– Тому, кто способен ударить женщину, нет места в клане Къолей! Ты больше не брат нам.
И тут Хельга засмеялась. Не пристало благородной даме хохотать, как стражнику в казарме, но сестрица заходилась смехом, била по столу ладонью, а другой вытирала выступившие слезы.
– Ларс! – наконец выдохнула она. – Ты величайший хитрец Фимбульветер.
– А, – до Оле наконец дошел смысл происходящего. – Так, значит, ты изгоняешь меня из семьи, Ларс Къоль? – спросил он вкрадчиво. – И никто больше не назовет меня братом хессы Хельги? Прекрасно! Невелика радость иметь в родне таких умалишенных, как вы. Хотя если за Хельгой хорошо присматривать… Кто знает, златокузнец возьмет за три кольца меньше, чем оружейник за новую кирасу?
Покрытый пеплом прогоревший горючий камень в камине похож на заснеженные хребты близ Барсова перевала. Я отправил в огонь все, даже свои дневниковые записи, и теперь история, начавшаяся в то утро, когда был убит вор Рэв Драчун, осталась только в нашей памяти. Над памятью не властен никто, кроме времени. И еще, может быть, Прозрачного Дракона Магта.
Хрустальный дракончик-чернильница кусает перо. Вверху нового чистого листа хроники я пишу:
«Седьмой год правления Хрольва Ясного, 17-й день зимы. Хронист Гехта Торгрим Тильд ушел из города».
Я еще многое хотел бы и мог написать об этом человеке, но каждое лишнее слово может привести к новому открытию тайны Драконов, а значит, предать Торгрима. Прощай, учитель. Верной тебе дороги. Мы будем молчать.
За окном вечер. Фонарщик зажигает фонари, и снег покрывается разноцветными причудливыми пятнами.
Завтра я начну искать ученика.
*****
@New_fantasy_and_fantastic_live_1 канал новинок жанров Фэнтези и Фантастики в телеграме
#New_fantasy_and_fantastic_live_1 Подписывайтесь и не пожалеете. Только свежайшие новинки жанров фэнтези и фантастики для Вас..
*****
Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.