– А кто учил Хельгу?
– Тот же, кто и меня, Рагнар Хлар, – Оле крепко потер шею. – Мастер клинка, кровожаднейший из всех тиллов. Даже статуя Троппера заплакала бы, глядя, как Хельга идет после тренировки. Я собственноручно удавил бы любого, кто осмелился так бить женщину. Рагнар выстраивал всю стражу и там, перед строем, в подробностях расписывал девушке из хорошей семьи, что с ней сделают разбойники, когда поймают. Мы все думали, что Хельге надо бежать от старого людоеда, пока он не вышиб из нее душу. Если бы она бросила все через три недели, то ушла бы уважаемым человеком. Одно дело напрячься и сделать то, что можешь, но как совершить то, на что просто нет сил? Ларс, понимаешь? Тебя хотя бы учили владеть шпагой, а Хельгу? Иголка, веретено и столовый нож! Когда Рагнар сказал, что не будет больше возиться с паршивой девчонкой, потому что не может ничему ее научить, в отряде был тайный праздник. А вскоре после этого мы нарвались на хрустальных пауков. Знаешь, к кому первому отправилась Хельга, когда вернулась в город? К Рагнару Хлару, проклятому тиллу. Она попросила меня сходить с ней, потому что все еще боялась своего учителя. Поначалу старый фунс даже дверь нам не отпер, орал из окна, чтобы проклятая девка проваливала, откуда пришла, что он не будет больше ее учить. Что ее нечему больше учить и она это доказала. А мы стояли, слушали его брань и смеялись от счастья. Мы, ученики мастера клинка, выжившие. В конце концов этот кровопийца все же вылез из своего логова и смеялся вместе с нами. Могила Рагнара Хлара, при жизни самого проклинаемого человека в Гехте, сейчас самая ухоженная. Так будет, пока не погибнет последний его ученик, а это случится не скоро… Понял, к чему я все это говорю? Я хочу, чтобы мои Къоли прожили как можно дольше! В позицию, кожекрыл косорукий!
Глава 5
Флоси Кислый умер. Умер ночью, в камере. Тело его обнаружил утром тюремный сторож. Обо всем этом нам рассказал Торгрим, явившийся на двор, где Оле гонял меня с палашом, на несколько минут раньше посланного за Хельгой стражника. Поспешая за сестрой и капитаном Сваном, я растерянно подумал: что же могло понадобиться хронисту в узилище с утра пораньше?
Доктор Олаф Трюг уже ждал нас. Поздоровавшись, он пристроился вместе со мной и Торгримом в хвост процессии, которую собирала стремительно шагающая по коридорам Хельга. Начальник тюрьмы, сторож, стражники, дежурившие в ночь смерти Флоси.
– Кто обнаружил тело?
– Я, хесса Къоль. Завтрак постояльцам нашим разносил, захожу к этому Кислому, а он лежит…
– Мертвый?
– Холодный, как масло с ледника!
– Кто заходил в камеру?
Начальник тюрьмы борется с одышкой, но от Хельги не отстает.
– Когда Нильс сказал, что заключенный мертв, я позвал Торкиля и Хакона. В камеру заходили вчетвером. Такой порядок.
– Трогали там что-нибудь, меняли местами?
– Нет.
– Торкиль и Хакон, вы подходили к Флоси?
– Нет, стояли у двери.
– Ночью все было тихо?
– Тихо.
– У кого были ключи от камеры?
– На ночь я запираю всю связку в ларец, в моем кабинете. Ключи от его двери и ларца всегда ношу с собой. Утром даю связку Нильсу.
– Так было и в это утро?
– Да.
– Все как обычно?
– Все…
Флоси держали в «спаленке», маленьком темном закутке без окон. Поначалу сюда думали запирать особо опасных злодеев, поэтому дверь мощная, толстая. Постепенно душегубы, достойные такого узилища, в мирном университетском Гехте повывелись. В «спаленку» все чаще сажали всякую мелкую шушеру.
Теперь это не камера, а, скорее, убежище. Сюда запирают, пока не проспится, пьяницу и дебошира Драконьего Эйрика, создателя незабываемых петухов и почти всех вывесок в Гехте; здесь пережидает трудные времена бродяжка Флоранса; сюда отправляют «подумать» нашкодивших студентов. Как-то раз и я просидел в «спаленке» почти сутки.
Обстановка здесь небогатая, только узкая кровать у стены да поганое ведро. Ни спрятаться, ни спрятать здесь невозможно.
Но в этой маленькой каменной коробочке ночью погиб человек.
– Хельга, отчего он умер? – спрашивает Торгрим.
– Доктор Трюг говорит, что от страха.
После того как тело Флоси унесли, стражники во главе с Оле обшарили всю «спаленку». Нельзя усомниться в их честности и усердии, но они не нашли ничего.
Оле, Торгрим и я сидим рядком на кровати и почти с ужасом смотрим на расхаживающую по камере Хельгу. Сторож Нильс заглядывает в дверь одним глазом – больше высунуться не решается.
– Флоси умер от страха, – повторяет сестрица. – А накануне кто-то убил Рэва Драчуна. И скупщик краденого знал, кто прикончил вора, не мог не знать! Он боялся так сильно, что спрятался в тюрьме, а ночью… Ночью… Нильс!
– Да, хесса Къоль? – сторож весь спрятался за косяк.
– Когда ты вчера разносил ужин, заходил в «спаленку»?
– Флоси, хесса Къоль, просил лишний раз его камеру не отпирать. Сказал, что еду с собой взял, ничего не надо…
– Ничего не надо! Не тюрьма, а странноприимный дом! Вечером в «спаленке» было тихо?
– Тихо…
– Оле, вчера ты отвел Флоси в камеру, и до утра его никто не видел.
– Побойся Драконов, Хельга! – возмутился капитан Сван. – Уж не хочешь ли ты сказать, что это я до смерти испугал Кислого? Нильс свидетель…
– Почему мы решили, что Флоси умер ночью? Он вошел в камеру, его заперли, а через несколько минут он увидел или почувствовал что-то… Нильс, закрой дверь. Ларс, дай мне лампу.
Темнота поглотила «спаленку». Свет лампы озарял только лицо и руки Хельги. Сестра сделала несколько шагов, почти достигнув при этом противоположной стены. Подняла лампу, оглядываясь. И вдруг, коротко вскрикнув, упала на пол.
Мы бросились к Хельге, но она уже сама поднималась на ноги. Довольная донельзя.
– Вот так оно и было. Увидел. Испугался. Рухнул мешком, возможно, уже мертвый. Флоси думал, что надежно спрятался, но ужас встретил его здесь, и дверь была заперта.
– Я люблю эту женщину! – взвыл Оле. – Речи ее – загадки, и не простым умам постигнуть их! Чего тут можно испугаться, Хельга? Темноты? Плох тот подснежник, кто не дружит с ней. Или Флоси так ужаснуло, что его тюфяк не подходит к здешней кровати?
– Встаньте за мной, – пригласила Хельга.
Словно собираясь поиграть в «ворона», встали мы за спиной Хельги. Сестра снова подняла лампу.
Жуткое зеленое чудовище, вырвавшись из стены, ринулось на нас.
– Драконий Эйрик воистину гениальный художник. У Университета будет очень красивый храм мудрого Видена. Только почему Эйрик нарисовал яростного Троппера зеленым, будто милосердного Леге?
– Подвальная плесень бывает только такого цвета, – взяв у Хельги лампу, Торгрим разглядывал рисунок. – А без нее светящуюся краску не сделаешь. Действительно, гениально. И увидеть можно только в полной темноте, с определенного места и высоко подняв лампу.
– Вот почему при обыске ничего не заметили.
– Сейчас пойду, – проворчал Оле, смущенно задвигая палаш обратно в ножны, – поймаю гада и притащу сюда. Пусть свою мазню стирает или закрашивает! К нему здесь как к человеку, а он стены портит!
– Оставь, Оле, – попросила Хельга. – Надо только предупреждать людей или… Уже никого сюда не сажать.
– А может, сразу с Университетом зданиями поменяться? – проворчал Сван, но было ясно, что ни Драконьему Эйрику, ни его творению ничего не грозит.
Хельга вернула себе лампу и снова отошла от стены.
– Так, значит, Флоси Кислый боялся Драконов…
Сегодня мне выпала работа – разобрать по годам и расставить на полках тома хроник. Кажется, что это легко. Кажется. Стоит аккуратно выстроить ряд от стенки до стенки, как откуда ни возьмись появляется книга, которой по всему полагается стоять на две с половиной полки выше. Изволь снова все снимать… А главное, готов поклясться, что три минуты назад забытого тома в коричневом переплете на столе и в помине не было.