— Ещё бы! — хмыкнул я. — До сих пор не могу понять, как нас не разнесло в щепки?
— Могло бы и разнести. — назидательно сказал он. — С «дикими» маяками — так мы называем те, что не занесены в Реестр — никогда не знаешь, чем дело закончится. И, тем не менее, их свет тоже содержит отражённые лучи Истинного маяка, того, на который ориентируются Лоцмана, ведя корабли по Фарватерам между мирами!
Окончание фразы прозвучало особенно торжественно. Гул голосов в таверне стих, взгляды сидящих за соседними столиками обратились к нам, кружки застыли в руках, а разговоры смолкли сами собой. Продолжалось это недолго, не больше пяти секунд — снова оловянные донца застучали о столешницы, снова заскрипели скамьи, зазвучали со всех сторон обрывки фраз на незнакомом языке. Я помотал головой, отгоняя наваждение.
— Ну, хорошо, допустим. И вы, насколько я понял, мастер Валу, и есть один из таких Лоцманов?
Я постарался, чтобы это слово, «Лоцмана», прозвучало в моём исполнении так же, как и у собеседника — подчёркнуто-пафосно, с большой как бы буквы. Мастер Валу кивнул.
— Верно. Только мы знаем, как вывести судно на Фарватер и как управлять им, чтобы не оказаться выброшенным прочь.
— Эта ваша бронзовая штучка, вроде астролябии? — припомнил я. — Я так и подумал, что это какой-то навигационный инструмент, связанный с такими вот перемещениями!
— Правильно подумал. — кивнул мастер Валу. — Астролябии — они, кстати, именно так и называются, — есть у каждого Лоцмана.
Он похлопал себя по боку, где под полой плаща, рядом с заткнутым за пояс револьвером висела узорчатая сумочка.
— И у тебя, парень, будет такая же — если ты, конечно, примешь моё предложение.
Я откинулся на спинку скамьи и поиграл в пальцах двузубой вилкой с насаженной на ней жареной рыбёшкой.
— Видимо, предполагается, что я сейчас заору от восторга и вскочу с криком «Да! Да! Согласен! Давайте поскорее?..»
Он посмотрел на меня с интересом.
— А ты что, не согласен? Стать Лоцманом — настоящим Лоцманом, которому могут открыться все тайны Фарватеров и маяков — может далеко не каждый, а в тебе я вижу нужные способности.
…опаньки! Вот это новость!…
— Какие именно, не секрет?
— Не секрет. Но сейчас объяснять бесполезно, пока ты слишком мало знаешь, да и не всё можно объяснить, надо почувствовать. Если согласишься — сам всё поймёшь. Учти, такие предложения…
— Да-да, знаю, делаются один раз в жизни. — я сжевал остатки рыбёшки и глотнул эля. — Но у меня вообще-то свой дом, своя жизнь, родители, друзья — с ними как? Предлагаете забыть и начать всё с чистого листа?
Он со стуком положил нож на воображаемый рисунок «мирового колеса» — от него на столешнице осталась лишь крошечная зарубка на месте ступицы, куда он, разгорячившись, воткнул острие.
— Я понимаю, всё это крайне неожиданно. Ты устал, потрясён, тебе надо всё обдумать, переварить… погоди! — он вскинул ладони, увидев, что я собираюсь возразить. — отправляйся сейчас в свою комнату, тётушка Гвинкль уже всё приготовила, а завтра с утра я за тобой зайду. Мы отправимся в Гильдию Лоцманов и там закончим наш разговор.
И, не слушая больше возражений, мастер Валу встал из-за стола и жестом подозвал хозяйку трактира. А я вдруг ощутил колоссальную усталость, оставившую мне единственное желание: прямо сейчас наскоро ополоснуться — хоть холодной водой из кувшина, если здесь не найдётся нормального душа, — а потом завалиться в постель. А там, и правда, видно будет — утро вечера мудренее, не зря ведь предки сочинили эту поговорку?
Ночь. Жаркая, душная — от накинутого ею горячего, влажного одеяла не спасает даже вливающаяся в окно морская свежесть, сдобренная запахами солёной рыбы, угольной копоти, смолы и прочими ароматами порта. В маленькое окошко заглядывает большая масляно-жёлтая луна; я лежу в крошечной комнате, где из всей меблировки только узкая кровать с высокими деревянными спинками, хромоногий табурет да кувшин с водой — прочие удобства в коридоре.
Когда я поднимался по узкой лестничке на второй этаж, казалось, что провалюсь в сон, стоит только прикоснуться ухом к подушке. Но нет, не получается: сколько ни пытался, сколько не ворочался с боку на бок — сон никак не шёл, и мысли упорно возвращались, к тому, что я узнал за этот безумный — наверное, самый безумный за всю мою не такую уж и короткую жизнь. А потому, когда дверь моей комнаты начала с лёгким скрипом приоткрываться — подскочил, словно подброшенный пружиной, сел на кровати и зашарил рукой по спинке стула, где на продетом в джинсы ремне висел нож в перехваченных узким ремешком ножнах.