— Вы здесь обедаете? — поинтересовалась Элизабет.
— Верно, — ответил, усаживаясь, О'Коннел. — Ну и о чем вы хотите меня спросить?
— О смерти мистера Вейзи. Она была весьма необычной, как вы знаете, поэтому мы работаем вместе с полицией Вентуры, чтобы установить как можно больше фактов. Если у вас есть хоть что-нибудь, что стоило бы, по-вашему, занести в рапорт, я обязательно это сделаю.
О'Коннел молчал, ожидая продолжения.
— Мне хотелось бы знать, что произошло в тот вечер в здании профсоюза. У вас остался протокол собрания? Ведь вы — президент.
— Не было никакого протокола. Мы не голосовали, так что и записывать особо нечего было.
— Но вы помните, о чем шла речь?
— Мы говорили об инвестировании пенсионного фонда. Как сделать, чтобы наши деньги принесли прибыль, как сохранить их, ну, вы понимаете, о чем я. Обычное дело.
Он смотрел на нее ясными серыми глазами, которые не выражали ничего.
— Мистер Вейзи сказал что-нибудь такое, что вам запомнилось?
— Эл? А как же! — О'Коннел чуть оживился. Он даже улыбнулся. — У него язык был хорошо подвешен. Он обругал квартальный отчет по нашим самым крупным вложениям. Сказал, что мы не получим назад наши денежки, что мы пошли на риск и теперь мы все потеряем.
— Вы согласны с ним?
— Нет, — ответил О'Коннел. — Совершенно не согласен. Профсоюз должен делать что-нибудь, иначе инфляция съест пенсионные фонды прежде, чем кто-нибудь сможет ими воспользоваться. Нужно во что-то вкладывать деньги, тогда в конце концов получишь прибыль, даже если в первые год-два ничего не произойдет.
— Какие же вложения его беспокоили?
— Ну, мы много вложили в инвестиционную корпорацию, которая называется «Филдстоун гроус энтерпрайзес».
— Оборотные фонды? — Элизабет записала название.
— Нет, в основном — земельная собственность. Курорты, спортивные площадки, места для отдыха. Элу это ни капельки не нравилось. Он говорил, что пытался навести о них справки и не смог. Не было никаких курортов, никакой собственности — вот он и запаниковал. Но ведь это новая компания, они только разворачиваются. Я видел брошюры с разными схемами и проектами — это грандиозно. Жаль, что Эл не сможет увидеть.
— Что еще случилось в тот вечер? Может, он спорил с кем-то?
— Всерьез — нет. Мы с ним поцапались насчет этого фонда немного, но здесь не было ничего личного.
— Может, он еще чем-то был расстроен, нервничал?
— Эл Вейзи не совершал самоубийства, — вдруг твердо произнес О'Коннел. — Его машина взорвалась — вот и все. Наверное, утечка бензина. Учитывая, как сейчас все халтурят, это могло случиться с кем угодно. На месте его жены я бы подал в суд на «Дженерал моторс».
— Значит, вы думаете, что это трагическая случайность?
— А что же еще? Убийство? Зачем?
— Мистер О'Коннел, мне просто нужно предусмотреть все возможные варианты.
Поблагодарив его, Элизабет вернулась к ожидавшей ее машине. Обе дверцы были открыты, и полицейский, прислонившись к кузову, смотрел вдаль сквозь солнцезащитные очки с зеркальными стеклами.
Возможно, он даже симпатичный, мелькнула мысль у Элизабет, но в форме этого не понять — она скрывает человека, как панцирь.
— Куда теперь? — спросил он.
— На Гроув-авеню, двадцать семь двадцать четыре.
— К дому Вейзи?
— Верно, — ответила Элизабет и подумала, что все ее действия традиционны, но от этой рутины никуда не деться. Расспрашивать ей пока больше некого.
Поездка не принесла ничего. Миссис Вейзи говорила только о том, как она несчастна. Полицейские, которые вели расследование, по крайней мере, узнали кое-что о привычках убитого. Но они делают такие вещи каждый день и, наверное, неплохо делают: не обращая внимания на разглагольствования и эмоции, выуживают то, что нужно вставить в рапорт.
Элизабет почувствовала усталость. Часы показывали почти полдень.
— Давайте вернемся в управление, — произнесла она, садясь в машину.
Ее спутник вел себя на автостраде с полным сознанием своих прав — они ехали на высокой скорости, по левой полосе, заставляя других уступать им дорогу. Она провожала глазами ряды низеньких придорожных домиков, не уставая удивляться приземистым финиковым пальмам и высоким эвкалиптам. Если бы не деревья, эти места вполне можно было принять за Индиану или, во всяком случае, за Вирджинию. Богатство природы поражало здесь всюду, правда, не на Гроув-авеню: дома стояли тут так тесно, что не оставалось места и для скромной лужайки.