*
— Он знает о тебе всё. Всё! — повторил Готье де Мезьер, стремясь, чтобы его слова достигли не только ушей Джованни, но и произвели какие-то ответные действия в его разуме.
— И про отлучение? — со страхом прошептал Джованни.
— И про то, что ты был шлюхой тоже. Постарайся меня не разочаровать, отец Бернард проявил радушие и интерес к тебе, когда узнал, что ты можешь грамотно составить формуляр обвинительного заключения и работал помощником нотария в тюрьме Агда, присутствовал при исполнении наказаний. И с Гийомом усердствуйте с осторожностью, отец Бернард от всего этого далёк и будет смотреть сквозь пальцы, но содомия — это ересь, а не юношеская шалость. Но не первая ересь в том длинном списке, что расследует отец Бернард. Поэтому это твой шанс получить хорошие знания для своей же пользы в будущем.
Комментарий к Глава 10. Он признаёт своё поражение
[1] с 16 января 1307г
========== Глава 11. Как мыслит король, так мыслит и его свита ==========
Джованни всегда тянуло к чужим прикосновениям и ласкам, хотя он никогда не был щедр раздавать свои и делал это только по величайшему желанию сердца. Гийом же, напротив, сначала вздрагивал от любого прикосновения, а потом, будто убедив себя в его безопасности внутренним диалогом, расслаблялся, принимая с радостью, а касаться и гладить то, что находил прекрасным и приятным для себя, был готов бесконечно, получая от поверхности подушечек своих пальцев такие вибрации, которые быстро распространялись внутри его тела, влияя на степень возбуждения.
Вот и сейчас, накормив и вернув пленника господина де Мезьера обратно в комнату под крышей, он опять уложил его на живот, подоткнув подушки. Гийом разогрел целебную мазь между ладонями и с удовольствием обласкал тело Джованни, которое вчера сам же и привел своими ударами в столь плачевный вид. Но италиец не спешил с ответом, пребывая в какой-то странной задумчивости: то ли от переносимого страдания, то ли из-за воспоминания о своём палаче из Агда.
– Завтра наша жизнь изменится, пока наслаждаемся свободой, – заметил Гийом подливая тёмное вино – чистый ягодный сок, слегка дразнящий язык лёгким пощипыванием, в кружку и протягивая её Джованни. Тот лежал рядом, подмяв под себя подушку и смаковал каждый глоток, притупляющий чувствительность воспаленной кожи, красной каймой расчертившей границы на его бедрах и ягодицах:
– Ты обещал рассказать о храмовниках! – наконец отомкнул он свои уста и поднял свой магический, распаляющий внутренние телесные желания взгляд, одарив им Гийома.
– И не только о них, – сердце нормандца наполнилось радостью. – Я не собираюсь даже рассуждать об истории их ордена и принятых обетах, поскольку всецело поддерживаю чаяния моего короля и понимаю, как трудно ему бывает в осуществлении замыслов, внушенных ему Божественной волей. Простые люди мало что в этом смыслят, только ругают своих правителей за то, что не удержали завоевания всего христианского мира, отдав на поругание язычникам Святую землю, и тамплиеров с госпитальерами, что сдали последнюю твердыню – Акру [1].
– Ну, меня тогда только отняли от материнской груди! – улыбнулся Джованни.
– А мне вручили деревянный меч и щит и сказали: «Сражайся!». И я верил, что как только смогу поднять руками настоящий меч, то обязательно поеду в поход, отвоёвывать наши святыни у сарацин, – Гийом грустно вздохнул. – Глупец! Ладно, вернусь к рассказу о нашем короле. Когда ему вложили в руки деревянный меч, то он, как и его отец Филипп, был взращен на рассказах о величайшем деде – Людовике, который всю жизнь посвятил Крестовым походам и погиб на чужой земле. Наш король, как и его отец, провёл своё детство, будучи вторым, не наследником, и тоже, по Божьему провидению, стал королём, после смерти старшего брата. И он не первым понял, что быть посланником Христа, приняв из рук понтифика королевскую корону, ещё не значит – получить полную власть, но эту власть можно укрепить, только обратившись к людским законам права, и больше не зависеть от игры могущественных кланов в твоей стране за обладание папской тиарой. Это было сложно, особенно, когда могущественный правитель, близкий тебе по крови за призрачную власть над уже не принадлежащими ему землями, полностью склоняется перед властью Святого престола [2]. Сицилия и Неаполитанское королевство всегда были самыми важными землями для Рима, и понтификам было небезразлично, кто ими владеет. Более того, отлучить от церкви можно и короля – и как тогда править своими подданными, преданными католической вере? И вот, – Гийом замолк, обдумывая, как же объяснить Джованни простые истины, которые будут ему более понятны. – У тебя сколько братьев?
Тот вытянул вперед три пальца: – Райнерий, Стефано и Пьетро.
– Как раз подойдет. У Райнерия Сицилия и Неаполь, у тебя Франция и Фландрия, у Стефано – Арагон и Валенсия, а у Пьетро – страна англов. И вроде, вы все близкие родственники и одна семья, а если вы еще своих детей пережените, так вообще друг к другу на праздники только и будете ездить. Но на самом деле всё не так. У каждого из вас свой народ и своя земля, и своя власть. И задача каждого из вас – приумножать эти богатства. А есть еще какой-то сеньор и не один, которым вы должны кланяться, выплачивать подати, грабящие вас и ваш народ, и множество других людей, окормляющихся с ваших земель, но вам не подчиняющихся, и если что – они могут поднять восстание или ослушаться вашей воли. И, конечно, будет у вас великий соблазн не подчиняться этим сеньорам и устанавливать в собственном доме свои законы. Так понятно?
– Так – да. Но все мы принадлежим Господу, как мы можем восставать против воплощения власти его на земле и его законам?
– Только если власть понтифика будет дружественна вашей власти, а не превосходить её. Христианский король не должен управляться понтификами, которые часто умирают и меняют свои настроения в зависимости от личных предпочтений. Будешь ли ты радоваться, если брата твоего Стефано отлучат от церкви по напущению брата твоего Райнерия? С тобой тоже можно поступить точно так же. И тогда ты начнёшь осторожно менять сложившийся порядок. Так и произошло: после папы Николая выбрали папу Целестина, который был послушен пожеланиям королей и даже назначил кардиналами многих из французов, пока не был свергнут Бенедетто Каэтани [3].
Вот он точно рассорился со всеми, но власть держал крепко, а под отлучение мог попасть любой из королей. Вначале шла борьба между итальянскими кланами, когда Бонифаций изгнал из курии старейшего представителя клана Колонна, потом, с началом войны за Сицилию против короля Арагона, потребовавшей огромных денежных вложений, появилась булла [4], суть которой: если кто-либо из клириков заплатит подать на войну, то будет низложен. Ни Филиппу, ни Эдуарду Английскому она не понравилась, потому что они хотели воевать, а духовенство не давало денег. Тогда наш король задумался впервые и созвал совет: что будет с нашей землёй, если нами так легко управлять извне? Что можем сделать мы, чтобы повлиять на Бонифация, не начиная прямого противостояния? Вот ты, Джованни, что бы сделал в противодействие тому, кто сильнее?
Флорентиец закатил глаза к потолку: – Ну, не стал бы подчиняться. Не дал бы то, что он хочет.
– Ага, – усмехнулся Гийом, – выпороли бы тебя пару раз, и ты сразу свой зад начал бы подставлять в нужном направлении. Нет. Все получилось очень скрыто: ты бы не дал своему противнику возможности распоряжаться деньгами, да и настроил бы мнение народа против него, указав на несправедливость принятого решения, и враги его сразу бы стали твоими друзьями. Так и поступил наш король [5]. Не прошло и года, как папа Бонифаций отозвал свою буллу для Франции, назвав своё новое решение особой привилегией для короля [6]. Легатам, посланным во Францию от Бонифация, было сказано, чтобы они отлучили от церкви короля, если он не позволит вывезти папскую казну. Конечно, наш король согласился на вывоз казны, но в то время в городе Палестрина (принадлежащем семье Колонна) «случайно» побывал советник Пьер де Шази, после чего на конный обоз, следующий в Рим, было совершено нападение и Колонна получили все папские деньги.