– Хорошо, хорошо… – он похлопал юношу по плечу, – встань с колен, дитя моё, путь исправления труден, но я верю, что твоё усердие принесёт благие плоды. А теперь… покажи мне, как ты умеешь писать на латыни.
Джованни широко распахнул глаза от удивления: зачем отцу Бернарду его умение? Юноша уже успел забыть из-за перенесённых тревог то, чем раньше безмерно гордился – своей грамотностью, которая далась ему с немалыми усилиями, но ежедневно совершенствовалась в Агде. Эта просьба была столь необычной: «Неужели де Мезьер запомнил всё, что я сказал о себе, прежде чем вновь превратить меня в шлюху?».
– Садись на моё место, – продолжил отец Бернард, вставая с табурета и мягко подталкивая Джованни вперед, едва касаясь ладонью его спины. – Мои глаза стали меня обманывать, когда я смотрю на буквы: начинаю писать крупно и нарушаю границы строк, а ты молод, и взгляд твой остёр.
У юноши поначалу затряслась от волнения рука, когда он взялся за перо, но он быстро унял дрожь и вопросительно взглянул на монаха, ожидая его дальнейших указаний.
– Где я остановился? – неожиданно спросил отец Бернард. – Перескажи название предыдущей главы.
Джованни вгляделся в ровную череду строк:
– Способ и форма отправления правосудия или назначения наказания, или его годовой отсрочки в отношении определенных лиц или братьев из ордена рыцарей Храмовников после проведённого подробного изучения и осуждения, в процессе которого подозреваемый был признан полностью невиновным в ереси и преступлениях, в которых обвинялся. – Холодок страха пробежал у него между лопаток, заставляя крепче сжать перо в руке, наливаясь решимостью показать себя с лучшей стороны и избавиться от проклятия прошлого.
– Хорошо. А теперь пиши: modus et forma de provisione facienda certis personis que fuerunt ordinis milicie quondam Templi ex commissione apostolica speciali, uno ex eisdem presente et pro se et pro multus aliis absenttibus nominatim expressis supplicante [3]…
Джованни закончил писать и повернулся к отцу Бернарду, читая в его взгляде одобрение и нескрываемое восхищение.
– Замечательно, – произнёс отец Бернард, удовлетворённо потирая руки. – А теперь присядь обратно на свой табурет и слушай меня… – Юноша послушно вернулся обратно на свое место, завороженно ловя каждое слово и каждый взгляд отца Бернарда. – Я пишу книгу о язвах нашего народа, о чуме, которая поражает неспешно, подтачивая силы и душу каждого верующего, отвращая его от стремления к Господу и ввергая в руки тьмы и слепоты. Ты ведь знаешь, что Ему угодно, чтобы все сотворённые души очистились от скверны и пороков и пришли к Нему. Он отдал собственного Сына на поругание, но тем самым грехи отцов были прощены. Он установил закон жизни, которому мы все следуем, и задача каждого из нас в день Страшного Суда предстать перед лицом Его чистыми и невинными, а для этого дал Он нам заповеди. А теперь скажи мне, Джованни, если в стадо овец затесалась одна чёрная и больная, которая может поразить своим недугом всё стадо, что делает пастух?
– Он должен изъять паршивую овцу из стада и постараться вылечить ее, – ответил Джованни, увлекаясь разговором.
– Правильно, молодой человек! А теперь представь, что в церкви [4], где собрались верующие, некоторые испорченные души увлекают своими лживыми речами души чистые, тем самым ослабляя молитвенное действие и нанося большой урон делам божественным. И именно тогда должен вмешаться священник, через которого Господь наш являет свою волю, и начать лечение, прежде всего, отделив больные души от здоровых. Поэтому Святой престол и наделил нас великой миссией по излечению язв на теле нашей пресвятой матери Церкви, назвав это благое дело «инквизицией» или «расследованием, розыском еретической порчи». А чтобы понимать, где искать эту порчу и какова она может быть, нужно понимать ее суть. Об этом и будет повествовать моя книга. Как можем мы распознать еретика? У него же нет горящих адским пламенем глаз, когтей или кожистых крыльев? Скажи мне!
– Наверно, по делам его… – неуверенно ответил Джованни. – Я слышал, что еретики не признают святые таинства, не посещают мессы, слушают не святых отцов, а каких-то ложных проповедников, которые говорят такие ужасные вещи, что я не в силах произнести. И ещё, – Джованни вспомнил убитого Михаэлисом разбойника в доме Буассе, – они носят вот здесь, – он показал на себе, – на голом теле пеньковую веревку в знак принадлежности к их секте.
– Я удивлён твоему знанию о верёвке!
– Я… слышал, – Джованни испугался и покраснел, но заставил себя не опустить глаза в пол. – Когда в Тулузе казнили ересиарха Пьера Отье, Михаэлис и брат Доминик… обсуждали приговор. Вот и знаю.
– Подслушивал? Ах да, – живо откликнулся отец Бернард, – я еще дал копию для подготовки процесса над еретиками в Агде. Значит, тебя осудили посмертно и по моим же формулярам?
– Да, – Джованни натужно улыбнулся и пожал плечами, радуясь, что разговор ушёл в сторону от скользкой темы. – А кости приказали вырыть и сжечь.
– Ну, по крайней мере, – протянул отец Бернард, – процедура вынесения приговора и отлучения была проведена правильно. Ладно… так вот, что я тебе хотел сказать: раз уж господин де Мезьер отправил тебя на послушание в наш монастырь, то тебя и этого второго юношу, который приставлен тебя охранять, я хотел бы занять делом. Сегодня в час девятый [5] жду вас в скриптории. И еще: Готье просил разрешить вам упражняться на заднем дворе, чтобы не ослабело ваше воинское умение. Я даю вам час утром и час вечером, в то время, когда вся братия будет на мессе, чтобы их не смущать, но по окончании службы вы должны будете прекратить занятия.
– Стой. – Джованни уже открыл дверь кельи и замер. – Я настоятельно рекомендую носить скапулярий поверх рясы, поскольку он является знаком послушания. Пусть вы двое и не монахи, но вы и так сильно отличаетесь от остальной братии, что, не успев появиться, уже смущаете их умы.
***
[1] в готовых переплетённых книгах не писали, как это можно увидеть на неправильных картинках. Брался лист, расчерчивались поля, отмечались линии строк, а потом туда вписывался текст: списывался с раскрытой готовой книги, которая стояла на отдельном столе перед глазами переписчика или «отсебятина». Потом листы обрезались и сшивались переплётом. Иногда поля занимали по одной трети с каждой стороны листа, а в середину вписывался текст. Это нужно было для того, чтобы дать возможность пользоваться книгой в течение многих лет: потому что края страниц могли истрепаться, быть чем-то залиты, обожжены, содержать надписи (маргиналии). А потом, когда пользование книгой становилось затруднительным, она расплеталась, края обрезались и делался новый переплёт. Таким образом, сохранялся текст внутри книги.
Красивая первая цветная буква делалась отдельно – специалистом по таким буквам, а не автором. Если текст был двухцветным, то сначала чёрным писал один писарь, оставляя места для другого, который «красил» текст, вставляя свои буквы. Миниатюры рисовались отдельно, потом к ним добавлялся текст.
[2] около 9 утра по часам бенедиктинского устава.
[3] «Способ и форма отправления правосудия для определенных лиц из ордена рыцарей Храмовников, представших перед специальной апостольской комиссией, от имени одного себя или от имени других, но отсутствующих, чтобы выразить мнение по их просьбе».
Эти главы были написаны Бернардом Ги после Вьеннского собора, на котором был осуждён орден тамплиеров, но будем считать, что он пишет черновик.
После того как прошли дознания по приказу короля Филиппа Красивого, папа Климент V понял, что инициатива ускользает из его рук, и судить орден, который служил церкви, должны церковные суды. Поэтому он создал «апостольскую комиссию», которая должна была рассмотреть дело тамплиеров, но ее создание затягивалось, и только к концу 1308 года, местные церковные власти начали рассматривать дела тамплиеров. Для дачи показаний приглашали явиться всех желающих, бывшие тамплиеры даже выбрали знатоков права, которые должны их были защищать, но король Филипп нанёс упреждающий удар, поставив вопрос: «можно ли защищать людей доказано обвинённых в ереси, давших показания под присягой? Не является ли это открытой защитой ереси как таковой?». Те, кто, хотел стать адвокатами тамплиеров бесследно исчезли, возможно, физически были устранены, а перед самими тамплиерами открылась новая ловушка.