========== Глава 1. Я очень хочу жить. ==========
— Нино, вставай, просыпайся! — ласковый голос матери звал его. — Открывай глаза, слышишь меня?
Он с трудом поднял веки, и вдруг понял, что видит перед собой незнакомого парня, который пытается накормить его. Джанно открыл рот и ощутил солоноватый вкус жидкого супа. Тонкая струйка стекла по подбородку, но парень ловко вытер ее тряпицей. Джанно проглотил, и почувствовал сильный голод. Следующие ложки давались ему хоть и с трудом, но их уже было легче принять.
— Вот тааак, молодец, — сказал ему парень по-провансальски, но Джанно его понял. У незнакомца был довольный вид. — Наконец, ты очнулся, Михаэлис будет рад.
Сидящий перед ним человек был коренаст и широк в кости, его густые брови смыкались над переносицей, светлые глаза обрамлены рыжими ресницами, широкие крылья носа шумно всасывали воздух, а массивная нижняя челюсть постоянно двигалась, будто парень жевал и говорил одновременно.
Суп кончился, но голод остался. Джанно вопросительно посмотрел на парня:
— Ты кто? — и удивился звукам собственного голоса: они тихо вырывались из горла со свистящим шипением, будто у Джанно не было голоса вообще.
— Не помнишь? — Джанно покачал головой: в прошлом был черный омут, в котором царил страх. Он помнил только холодный вечер, когда он и еще два рыцаря постучались в дом доброй женщины и она открыла им дверь. Но парню почему-то понравился его ответ, он как-то даже злорадно улыбнулся. — Совсем?
— Что с голосом? — прошипел Джанно и попытался пошевельнуться. Острая боль пронзила его тело так, что стало трудно дышать, потом она сосредоточилась в наиболее интенсивных местах: левой ноге, пониже бедра, паху, спине, плечах, ладонях. Она была везде. Джанно быстро задышал, застонал, не зная и не понимая, как можно прекратить эту пытку, в глазах выступили слезы. Парень навалился на него, стараясь успокоить:
— Не двигайся пока, расслабься. Михаэлис придет, даст тебе какой-нибудь отвар. А голос ты — сорвал. Кричал много.
Понемногу боль отступала. Джанно опять нашел в себе силы обратиться к незнакомцу с вопросом:
— Где я?
— В Агде, — откликнулся парень и отстранился. Все остальное он говорил, сидя, покачиваясь на табурете, периодически вставая, подходя к раскрытому окну и сплевывая вниз. — Тебя господа инквизиторы мертвым сочли, решили, что запытали. Да ты и сам лежал, точно мертвяк и не дышал. Только Михаэлис, когда тело твое в подвал затащил, почувствовал, что ты еще живой. Оставил у себя. Заботился. Он у нас в городе человек очень уважаемый, лечить умеет хорошо. Сказал, что если ты очнешься, то ты — святой. Получается, Господь чудо и сотворил! Михаэлис хороший, ты его слушайся. Он тебе как руки вывернул, так и обратно вставил. Вот только с ногой не рассчитал, брат Франциск прям над ним стоял, член свой теребил и только нервировал. Хромым можешь остаться, хотя, в прошлом году у нас сапожник один с крыши свалился, вроде как все кости переломал, но Михаэлис его уже через полгода на ноги поднял. Сапожник, конечно, не бегает, но по полюбовницам своим ходить продолжает…
Свое собственное прошлое Джанно помнил только редкими яркими вспышками. И самое значимая из них — ему вручили плащ ордена и посвятили в рыцари. Это был настолько торжественный праздник, что Джанно казалось, что он вознесся на небеса. А на следующий день пришлось срочно собираться в дорогу. Только случайность, лошадь Жана-Мари охромела, задержала их в пути, потом добрый крестьянин остановил их по дороге и сказал, чтобы не ехали в замок — там люди короля. Но что было потом? Как они оказались здесь? Почему пытали? Где мои товарищи? Все эти вопросы рождались в голове, но не находили ответа.
— Что я сделал? Почему? — прошипел Джанно.
— Ты? А господа инквизиторы решили, что ты мужеложец! — парень хохотнул, увидев, как глаза Джанно раскрылись от удивления, и он покраснел. — А что? Ты красивый. Святые отцы, как тебя увидели, обкончались так, что только бегали — рясы себе стирали. Я, хоть человек семейный и жену люблю, не сильно ломался, когда сказали, что нужно… Михаэлису вообще — удовольствие, он человек одинокий. А господа инквизиторы просто с ума посходили… Им очень было нужно обвинить вас всех в со-до-мии, — он с трудом выговорил это слово, — архиепископа идея, ну и старались мы тут, кто как мог…
Джанно прошиб холодный пот, но темные глубины памяти не пожелали открываться.
— …, а ты стойкий малый, — продолжал болтать незнакомец, — брат Доминик тебя хоть и приказал попортить изнутри, но внешне — берег…
Джанно не верил своим ушам — вот так просто этот парень признавался в насилии.
— … потом брата Доминика вызвали по делам в Сет и остался только брат Франциск, и тогда началось — как дырку твою траханую увидел, так ему совсем худо стало: сначала сказал в тебя предметы всякие пихать, чтобы тебе больше не повадно было похоть свою распалять, а потом сечь тебя плетьми. А сам-то за стол спрятался, руки под рясу — и давай себя надрачивать. В общем, ты орешь благим матом, господин инквизитор плоть свою терзает, а нам с Михаэлисом только бегать, указания его выполнять, мы же люди подневольные — что сказали, то и делаем. Хорошо, Михаэлис догадался отключить тебя по-быстрому, мы немного поспали ночью. Когда вернулись, видим, брат Франциск над тобой стоит с нашим инструментом, а ты уже мертвяком лежишь, — парень положил ему руку на плечо, и руку заломило тупой болью. — Не помнишь ничего — вот и хорошо. И не надо. Я тебе тут порассказал, чтобы ты не решил, что будет сладко, что в Рай попал.
— Спасибо… — Джанно только и удалось из себя выдавить.
— Ладно, лежи отдыхай. Я тебя покормил, напоил. Захочешь облегчиться — горшок у тебя прямо под одеялом, мочись смело. Вечером Михаэлис придет. Решит, что с тобой делать.
Парень ушел. Джанно закрыл глаза — его трясло мелкой дрожью, и снова вернулась боль. Ему казалось, что все, что он сейчас услышал — дурной сон, дьявольское наваждение. Он начал молиться и уснул.
***
Джанно проснулся от звука присутствия постороннего рядом. Крупный сильный мужчина с короткими, черными, зализанными назад волосами, расставлял принесенные с собой предметы на табурете: кувшины с водой, плошки с мазями, большую железную воронку с узким длинным горлышком, стопку кусков полотна.
— Ты Михаэлис? — пошевелил губами Джанно, мужчина повернулся, услышав его свистящие хрипы. — Ты — палач?
Мужчина усмехнулся, взял его за горло и сильно сжал пальцы:
— А-а-а, повторяй!
— Х-х-х…
Он переместил пальцы:
— Еще раз, как воздух выдыхаешь.
— Ха-а-а… — звука не было, только был слышен выдох.
Михаэлис убрал руку с горла и начал сдергивать одеяло. Джанно поднял голову и лежал, не шевелясь, только испуганно смотрел на свое тело: сквозь сбившиеся бинты, обмотанные вокруг, прекрасно было видно, что вся грудь и живот в багрово-желтых синяках и длинных рассеченных порезах, уже покрытых корками, но выступающих над кожей, соски распухшие, обожжённые, ладони и руки по локоть завернуты тряпицами, на внутренней стороне бедер ожоги, левая нога замотана тканью, заключена между двумя длинными дощечками.
— Поворачивайся на правый бок, — мужчина с легкостью начал его сам переворачивать. Джанно застонал от сильной боли, даже слезы выступили из глаз. Сама боль, большей частью, происходила от жалости к собственному телу, потому что юноша помнил его другим — красивым и сильным, а не калечным скелетом, обтянутым кожей, с торчащими ребрами и дряблыми мышцами. Спина, по всей видимости, была не в лучшем состоянии, чем торс, бинты как раз и крепили повязку на ней. Михаэлис размотал все бинты и долго накладывал на плечи и спину мазь. Она приятно пахла и охлаждала.
— Повязка тебе больше не нужна, но я все равно закрою спину тканью. Теперь подставляй мне грудь, — палач продолжил медленно водить по коже, не пропуская ни одну рану. — Руки я тебе завтра развяжу, там получше, ногти целы и пальцы тоже, — он заставил Джанно лечь на спину, сел пред ним на колени на лежанку и развел бедра.
Когда Михаэлис водил руками по бедрам и втирал мазь, было даже приятно, но потом он приподнял Джанно за ягодицы и стал гладить промежность. Юноша дернулся, но палач держал его крепко: