Кот между тем продолжал упорно погружаться в землю.
Я встал и подошел поближе. Леди последовала за мной. Кот выкапывал аккуратную ямку, сантиметров тридцать в диаметре. Рыл он профессионально – не торопясь, но очень быстро, и углубился уже сантиметров на двадцать. Еще немного рыхлой земли вылетело из-под кошачьих лап, и на свет показался кусок нетуго натянутой не то тряпки, не то кожи. Несколько взмахов лапы – и мы увидели, что это кусок старой коричневой кожи, натянутой на что-то круглое. И тут кот сел и стал вылизывать языком лапы, очищая их от налипшей земли.
Я двинулся вперед и тут же услышал:
– Стой! Я за себя не отвечаю!
Спорить не приходилось, я тут же остановился.
Кот почистил лапы и, наклонив голову, с интересом поглядел на нас. Он, казалось, ждал слов одобрения и похвалы. В воздухе повисла напряженная тишина.
Я не выдержал первым:
– Ну, котик, давай! Покажи, что ты там поймал!
Кот разочарованно вздохнул и почесал задней лапой за ухом.
– Ты что, и с кошками не умеешь общаться, – раздался насмешливый голос моей спутницы. Это меня обидело. Кошка – самое мое любимое животное. И я всегда умел найти подход к любой кошке, хотя у каждого экземпляра «кошки домашней» свой особый, порой весьма сложный характер.
– Кис, кис, кис… – позвал я.
Кот раздраженно тряхнул ухом.
– Барсик, Барсик…
Кот встал, потоптался на месте и уселся к нам спиной.
– Васька, Васька…
Кот не реагировал.
– Его зовут Ванька, – заявила вдруг Леди безапелляционным тоном.
– Откуда ты знаешь, – удивился я.
– Вообще-то это Боевой Кот. Очень редкая порода, созданная для ведения военных действий в тылу противника. Именно этот кот очень подходит к имени Ванька, только ни в коем случае не Ванечка, а то начнешь сюсюкать, – насмешливо добавила Леди.
Я подошел еще ближе и фамильярным тоном заявил:
– Ну ладно, Ванька, показывай, что ты там нарыл.
Кот поднялся с места, повернулся к нам мордой и внимательно уставился на меня. Через несколько секунд, видимо, удовлетворившись осмотром, он стал внимательно рассматривать свою находку. Затем поднял свою здоровенную лапу и коротким точным ударом распорол и сорвал отрытую кожу. Под ней, переливаясь всеми цветами радуги, лежали разноцветные камешки.
– Ну вот, я же говорила, что он знает, что откапывает, – пробормотала Леди.
Я молчал, не зная, что предпринять. Кот ходил вокруг ямы, подрагивая пушистым хвостом и поглядывая то на камни, то на нас. На его морде ясно читался вопрос: «Где ваш восторг и похвалы? Ну хвалите меня, хвалите».
Наконец, присев и не отрывая глаз от самоцветов, я обратился к Леди:
– Что будем делать, Золотая Погибель? Можно ли, по твоим чародейским правилам, несчастному, всеми преследуемому, бездомному пришлецу поднять с земли несколько ничьих, никому не нужных камешков, которые отрыл голодный бездомный котик, надеясь на нашу помощь?
– Во наплел!… – изумленно пробормотала Леди. – Прямо сердце разрывается. Ты, случаем, у себя там, дома, сказки не сочинял? Про несчастных детишек, которые заблудились в страшном-престрашном лесу.
– Если проще говоря, Леди, то, перефразируя классика, скажем: брать или не брать – вот в чем вопрос!
– Я думаю, брать, однозначно! По поводу ценностей, открыто лежащих на дороге, я никаких инструкций не имею.
В это время кот, не понимающий наших сомнений, запустил свою лапу в чужое добро, вытянул один крупный рубин (или гранат), как бы играя, подкатил его к моим ногам и вопросительно на меня уставился. Тут я отбросил сомнения и, зажмурив глаза, схватил камень рукой в перчатке. И ничего не произошло. Я почувствовал в своей руке прохладу и гладкость полированного камня, а по предплечью привычно потекла к моему плечу Леди. Свесив голову, она также разглядывала камень в моей руке. Ванька удовлетворенно улегся рядом с моей ногой.
Тут меня прорвало.
– Кормилец! – заорал я. – Вся сметана в округе – твоя!
В порыве безудержного восторга я схватил кота за черный толстый загривок и потряс его. Ванька изумленно вырвался, как бы не понимая, чем вызвана подобная фамильярность, и отмахнулся лапой. Но, поскольку когти он не выпустил, замах у него получился довольно добродушный.
Я вытащил найденные камни из плошки, в которой они были зарыты, и разложил их на поле плаща. Их было немного – сорок две штуки. Правда, Леди заявила, что мне этого на четыре роскошные жизни хватит. Камни были только пяти видов: рубины, изумруды, сапфиры, несколько крупных сиреневых топазов и четыре алмаза. Большинство камней были отполированы, но не огранены, некоторые из камней были в поломанной оправе и только четыре изумруда были огранены странным, невиданным мною способом. Это были высокие пирамидки со слегка срезанной вершинкой, оправленные в старое, тускло сверкавшее серебро. Перстень, серьги и брошь. Но, к моему несказанному огорчению, оправа серег и особенно броши была смята и поломана. Только перстень сиял своей чудной непередаваемой красотой. Леди немедленно заявила, что эти камни порченые, и их никто не купит. Но моего восторга это заявление не уменьшило. Огорчало, что перстень был явно маловат для моих лап, но в порыве отчаянного хотения я все-таки решил примерить его на безымянный палец затянутой в перчатку руки. К моему изумлению, едва я поднес перстень к пальцу, его обруч увеличился, он легко скользнул на последнюю фалангу и крепко ее охватил, словно занял свое привычное место. Я полюбовался игрой крупного зеленого камня, а затем поднялся на ноги.
– Так, друзья, – почти пропел я, незаметно для себя включая в нашу компанию кота, – мы должны до темноты попасть в Мох. Поэтому предлагаю немедленно двигаться.
– Посмотрите-ка, – немедленно отозвалась Леди, – этот обжора на радостях даже обедать не желает. Исхудаешь, батюшка… – протянула она жалобно.
– Что нам ваш сухой паек, – ответил я заносчиво. – Вот мы посмотрим, чем местные рестораторы благородных путешественников угощают.
– Как же ты быстро из бедного, несчастного, всеми преследуемого пришлеца в благородного путешественника превратился.