– Во, гляди, – повернул к Бармалею свою лохматую голову старик, – побежали, тараканы. – И вдруг крикнул на весь зал: – Всем полным людям пора по домам! Странник веселиться будет, кто не спрятался – я не виноват!
Тут он повернулся в мою сторону и несколько секунд внимательно меня разглядывал. Потом зарокотал в сторону хозяина:
– Я не думал, что такие рыжие еще сохранились. В твоей рыгаловке новый симпатичный экземпляр смелого полного человека? Значит, повеселимся!
Хозяин наклонился и что-то быстро зашептал ему на ухо. Старик круто повернулся и снова посмотрел в мою сторону. На миг наши глаза встретились, и я едва не поперхнулся, наткнувшись на черное пламя, бушевавшее в его зрачках.
– Тогда это еще интереснее, – громко проворчал дед и, подхватив одной рукой свою дубину, а двумя пальцами другой руки горлышко графина, направился в мою сторону. Стоявший на стойке бокал соскользнул с нее и поплыл следом за ним.
Старик вошел в мой кабинет и расположился на стуле напротив меня, прислонив свою дубину к столу и бесцеремонно меня разглядывая. Бокал проплыл мимо моей щеки и мягко опустился под боком у графина, который мой новый сосед по столику поставил перед собой. Как только бокал прекратил свое движение, графин наклонился, и светло-фиолетовая жидкость наполнила его доверху. Ни капли не пролилось на стол. В воздухе запахло фиалками. Старик, не глядя, ухватил бокал за донышко и начал шумно прихлебывать, не сводя с меня глаз.
Несмотря на охватившее меня волнение, я старался держаться непринужденно и спокойно доедал свое мясо.
– Ну что, наслаждаемся экзотикой незнакомого мира, – первым прервал молчание дед. – И как тебе здесь нравится, новенький?
В его голосе явственно звучала насмешка, и меня это сразу завело. Я налил в бокал воды и, отхлебнув, в упор посмотрел на него.
– Вполне прилично, старенький. Вот если бы манеры некоторых посетителей этого симпатичного заведения были поприличнее, вообще все было бы прекрасно.
Старик запрокинул голову и оглушительно расхохотался.
– Ваши реакции неадекватны, – сурово заявил я. – Я еще не начал травить анекдоты.
Дед швырнул бокал на стол и начал обеими руками вытирать слезы. От его хохота тряслись перегородки. А меня начало трясти от ярости.
– Слушай, дед, ты действительно умеешь веселиться. Я еще ничего не сказал, а ты помираешь от хохота. Что с тобой будет, если я хотя бы чуть-чуть пошучу?
Старик взглянул на меня совершенно сухими глазами, и в его зрачках опять на миг взметнулся черный яростный вихрь. Но лицо его продолжало улыбаться и выглядело крайне добродушно.
– Меня зовут Странник. Я крайне редко встречаюсь с людьми, а сегодня захожу в свою любимую забегаловку и натыкаюсь на такого славного, рыжего, смешного, злого парня. И какой интересный и своеобразный у тебя язык. Такой язык хорошо иметь дома, чтобы всегда можно было вынуть, поболтать.
– Ну, в то, что ты редко видишь людей, я охотно верю – видел, как они разбегаются при твоем появлении. И при твоих манерах, конечно, проще беседовать с языком. Мне же больше нравится во время беседы глядеть в глаза собеседнику.
Странник широко открыл глаза и наклонил голову набок.
– Какая интересная мысль, – заявил он через секунду. – Как мне раньше в голову не пришло? Конечно же, надо забирать и язык, и глаза. А я-то все думаю, что такое – и беседа вроде интересная, а на душе пусто. Точно, глаз-то не видно. – Он довольно закрутил головой: – Ну ты – умница!
Мне вдруг стало не по себе. Я живо представил себе болтающийся сам по себе язык, а над ним взгляд немигающих глаз.
Странник опять сгреб бокал и принялся прихлебывать из него. Зал быстро пустел, и скоро мы остались одни. Почти все свечи в люстре погасли, и только наш столик освещался каким-то неверным шелестящим светом. За темной стойкой черной тенью маячил хозяин.
Выхлебав бокал, Странник поставил его рядом с графином и, дыхнув на меня ароматом фиалок, заявил:
– А ты что воду хлебаешь? Болен? Давай подлечу? Когда Странник веселится, все должны пить вино!
На столе возник второй бокал – точная копия того, из которого пил дед. Вода в моем бокале вдруг закипела и стала быстро испаряться, сам бокал покраснел и начал плавиться, через секунду он превратился в небольшую прозрачную лужицу. Лужица вспыхнула багровым чадящим пламенем, и на столешнице осталась сиротливая горстка сажи. В лицо мне дохнул неизвестно откуда взявшийся порыв ветра, и сажу сдуло. Стол был девственно чист. На нем стояли графин и два бокала, мои приборы тоже куда-то исчезли. Графин наклонился над одним, затем над вторым бокалом и опустился на стол. Бокалы были полны, а жидкости в графине не убавилось.
– Прозит, – брякнул вдруг Странник, поднимая свой бокал. Бокал, предназначенный мне, поднялся над столом и поплыл в мою сторону. Я непроизвольно ухватил его за ножку.
Странник опять начал прихлебывать из бокала. Я осторожно понюхал предложенную выпивку. Интенсивно пахло фиалками. Сквозь хрустальные грани бокала вино бросало во все стороны короткие фиолетовые лучики.
Вообще-то я не люблю алкоголь, хотя при необходимости могу выпить достаточно много. Правда, потом бывает довольно муторно: полночи мне приходится спать сидя, но что не сделаешь в кураже. Однажды в Грозном, еще во времена СССР, я в теплой мужской компании вытянул пол-литра «Столичной» из горлышка. И даже не на спор, а так, между делом. Но, как уже говорил, особого удовольствия от выпивки я никогда не испытывал. Да и голову мне хотелось иметь свежую.
– Что принюхиваешься? Никакой отравы – чистое ренское фиалковое, – забасил Странник.
– А закуски к нему не полагается? – неуверенно спросил я.
– Слушай, ты же только что поел. Дорогой мой, есть время есть, есть время пить, и не надо смешивать времена! И потом, если в чашу с едой… – он покрутил пальцем над столом, и на столешнице замерцала полупрозрачная чашка с каким-то салатом, – …налить вина… – из появившегося над столом призрачного кувшина в призрачную чашку полилась призрачная красная струя, превращая содержимое чашки в какое-то неаппетитное месиво, – …неужели ты станешь это хлебать? – И Странник довольно захохотал. Чашка стала исчезать, распространяя заплесневелую вонь.