— Рей, я тут че подумал… — начал Гран, — погода лучше не становится. Старики говорили на рынке, что всю неделю лить будет.
— Ну?
— Так это, а что жрать будем? — прямо спросил Гран.
Это был отличный вопрос. Многие зарабатывали на невольничьем рынке. Кто–то воровал на рынке обычном или же у лоточников. Кто–то выполнял поручения. Но это если нет дождя. А вот если с небес льет, особенно, как льет из таких вот свинцовых туч — как из ведра, то никто на улицу и носа не кажет. То есть на подступах к таверне, где работала Рига с дочкой, будет буквально бойня за право натаскать дров, и наша шайка была далеко не в первых рядах по силе. Куча мелкотни, да и мы с Граном хоть и могли дать по зубам, но предпочитали не вступать в конфликты. В воры я не метил, так что кровь на руках мне не нужна. Ульс тоже сильно много заданий не даст, да и скуповат он был. Даже на рынке ничего не украсть, ведь там никого не будет. Штормовой же ветер охотно приносит на берег всякий мусор и обломки, но вот не моллюсков, рыбу или крабов — все это уходит на глубокую воду, дожидаясь, пока буйство стихии пройдет. И на мыс не залезть за яйцами. Мокрые камни под ногами — верная смерть, даже для такого долговязого и опытного в этом деле скалолаза, как я.
— Не знаю, Гран. Что–нибудь найдем. Придумаем, — ответил я рыжему.
Конечно придумаем, ведь выбора у нас не было.
Глава 4. Великий шторм
Буря затянулась. На пятый день шторма, что бушевал вокруг берегов Нипса, городская управа даже созвала большой сбор в своем главном здании, где городской маг сообщил встревоженным людям, что буря эта имеет магическую природу и в скором времени будет усмирена. Уже был отправлен запрос в столицу, в Акрисеру, с просьбой прислать волшебника с поясом рун управления погодой. У наших колдунов были максимум жетоны — гарнизонный маг так и не сумел освоить вторую печать, чтобы отучиться в школе магов и получить пояс, та же история была и у прочих колдунов, что жили и работали в Нипсе.
Пока же нам оставалось только ждать и надеяться, что буйство стихии пройдет само.
Из–за непрекращающегося дождя страдала и обычная торговля, и торговля рабами — все, чем жил Нипс. Матросы довольно быстро спустили свои жалования в кабаках и публичных домах, и сейчас время от времени слонялись по улицам, злые и трезвые. Пекари устроили лотки прямо в своих домах, более не выставляя товар на улицу, так же поступили и многие другие торговцы.
Мы с ребятами попытались наняться в носильщики — взял в одном месте, принес туда, куда просят. Сейчас многие так подрабатывали. Но кто доверит бездомному бродяге даже краюху хлеба донести? Так что приходилось просто тихо сидеть в своем укрытии и надеяться, что скоро распогодится.
Первым перестал вставать со своего места Раиль — малыш, чуть старше Сопли. Просто однажды утром сказал, что у него больше нет сил даже пить, не говоря о том, чтобы хлебать горькие отвары из коры и листьев, что мы делали себе вместо супа, чтобы хоть как–то согреть пустые желудки. Следом за Раилем все больше и больше в яму голодной апатии, за которой следует долгая и мучительная смерть от истощения, начали проваливаться и другие младшие: Сопля, Невер, Аран. В итоге к десятому дню шторма на ногах остались только мы с Граном — но и у меня уже давно кружилась от недоедания голова.
Все наши попытки добыть еды ничем не увенчались. Рига разок дала каких–то хлебных корок, что предназначались свиньям, но на этом все — погнала от заднего двора трактира метлой. Мы бы могли пробраться в хлев и приложиться к корыту, но… Пока казалось, что лучше умереть от голода, чем опуститься до подобного.
Ничего, скоро распогодится, скоро море успокоится, и мы вдоволь наедимся моллюсков, крабов, морских звезд и даже яиц чаек — я обязательно полезу на мыс.
Я проснулся посреди ночи. Снаружи уже привычно бушевала гроза, гулкие раскаты грома разрывали небеса, время от времени мелькали молнии, что освещали внутренности нашего амбара через многочисленные прорехи в крыше. Костерок, что мы развели в самодельном очаге и вокруг которого вповалку спали все члены нашей шайки, уже почти потух.
Стараясь не потерять из–за слабости равновесие, я поднялся на ноги и подбросил пару старых досок в огонь. Не слишком много, чтобы не обжечь ребят, что лежали почти вплотную к кострищу, но достаточно, чтобы мои замерзающие и голодные друзья чуть согрелись во сне.
Полежал, поворочался на сырой соломе, но сон так и не вернулся. Хотя когда ты столько дней не ел, единственное, на что ты способен — это тупо смотреть в одну точку и спать. Ну, иногда лениво мечтать о еде. Но не так, когда сильно голоден, нет. Именно лениво — мысли, будто увязшие в древесной смоле мухи, двигались внутри черепа крайне неохотно.