За последним лакомством отправлялись только самые умелые и отчаянные, и я — в их числе.
— Рей! Давай быстрее! — махнул мне младший нашей шайки, Сопля.
Я только недовольно дернул плечом. Много он стал себе позволять. Сопля прибился к нам буквально пару месяцев назад — его мать продали в рабство, а он сам убежал в доки, где стал воровать и бродяжничать, как и все мы. Так как он был новичком, то и имени еще не заслужил, а за вечно шмыгающий нос, даже в теплую погоду, мы его так и прозвали — Сопля.
— Иду! Иду! — махнул я ребятам, прибавляя шаг и догоняя группу в полдюжины оборванцев.
Песок забивался в дырявые башмаки, так что я без зазрений совести сбросил неудобную обувь и ступил на мелкую гальку босыми ногами. Все равно лезть на скалы, и так, и так придется разуваться, сегодня моя очередь искать гнезда. Да и, честно говоря, башмаки эти были мне давно малы, а раздобыть новые, размером больше, никак не получалось.
В животе предательски заурчало и я понял, что Сопля был не так уж и неправ. Пока младшие будут копошиться в поисках моллюсков, мне надо облазить северные скалы, мы туда уже целый месяц не заглядывали. Может, чайки и прочие морские птицы осмелели и вернулись в старые гнезда. Тем более, сейчас был сезон гнездовья, вот только нам постоянно не везло.
Если вы считаете, что численность бродяжек в Нипсе ограничивается полудюжиной человек нашей банды, то вы глубоко заблуждаетесь. Только в том квартале доков, где обитали мы, у нас было минимум две конкурирующие группы, которые точно так же ходили за уловом на пляж. Правда, там ребята были чуть постарше — это у нас я был уже почти стариком. Сопле было лет девять, хотя от недоедания он был совсем мелким, остальным — от десяти до двенадцати.
Несколько месяцев назад от нас ушел Финн — наш главарь. Ему исполнилось пятнадцать, и он пошел учеником к портовым ворам, стоять на стреме и таскать тяжести. Вполне обычная карьера для пацана, который подрабатывал бегунком всю свою жизнь, да и вообще, брался за другие мелкие поручения.
Мне воры не очень нравились, как минимум за то, что если тебя поймают — отрубят руку по самый локоть и выколют левый глаз. А если попался во второй раз — прощай и вторая рука, и остатки зрения. Так что оказаться слепым и безруким, который побирается у храмов и входов на невольничий рынок, мне не улыбалось. Но и что делать дальше — я не знал. Наняться на корабль, как подрасту? Сейчас все мои заботы крутились вокруг поиска пропитания и новых башмаков, а в матросы меня возьмут хорошо, если года через два–три. Да и то, на какую–нибудь лохань, где за миску похлебки будут снимать три шкуры.
Но это хорошая школа. Я слышал истории про ребят, которые поработав на рабовладельческих судах пару–тройку лет, в итоге нанимались к северным купцам матросами, а некоторые дослуживались и до боцманов. А это уже и нормальное жалование, и работа с обычными товарами, а не бесконечная перевозка рабов из Восточной Пресии сюда, на рабовладельческие рынки Лаолисы.
По пути к скалам наша шайка разошлась в разные стороны. Сопля и еще один пацаненок отправились на мелководье, искать моллюсков и крабов, другой — собирать топливо для костра, я же, в сопровождении двух ребят постарше, пошел прямиком к громаде мыса.
— Держи! — я сунул рыжему лопоухому Грану свои башмаки, а сам, подтянув перевязанные веревкой штаны, скинул с плеч дырявую рубаху, соорудив из нее какое–то подобие перевязи, в которую я буду складывать добычу, стал подниматься по камням.
— Давай только быстрее! Жрать охота! — крикнул мне в спину товарищ.
— Хочешь — сам лезь! — огрызнулся я, чуть не поцарапав ногу об острый край скалы. — Как найду чего — крикну! Идите лучше крабов поищите!
— Да задолбали эти крабы! Рей, достань ты уже яиц! — продолжал ныть Гран.
Я только отмахнулся от парня. Вечно он так, под руку говорит всякое. Но вот самому Грану не везло — предыдущие два раза жребий потянул он, но так ничего найти не смог.
Лазили мы на скалы мыса по очереди по одной простой причине. Первое — тут легко сорваться, никто лишний раз рисковать не хотел. Потому что даже если не убьешься, а просто что–то сломаешь — это почти приговор. Лекарь стоит денег, которых мы в глаза не видели, не говоря о целебных артефактах, которыми лечат переломы, так что если повредишь ногу — жить тебе до конца дней хромым. Вон, Финн, что ушел от нас, сломал пару лет назад руку. Вроде и ровно срослась, а гибкость потеряла. Поэтому его и не взяли в карманники, поэтому и шатался с нами лишние пару лет.