Зная, что встреча Боше с судьей завершится не быстрее, чем через два часа, вдова, которую распирало желание поделиться с кем-нибудь новостями, направилась в "Дубовую кружку".
– Хочу посоветоваться с Гектором, – сказала она сыну. – И Джордан там может обедать. Только, давай, зайдем с черного хода: сейчас у Криппе, наверняка, полно людей. Не хочу, что бы на нас пялились.
Народу в пивной, действительно, хватало, о чем свидетельствовал гул голосов, доносившийся из открытых несмотря на холод дверей. Обогнув заведение, они прошли двор, где блестели замерзшие лужицы помоев и возвышались под недавно выпавшим снегом мусорные кучи. Копошившиеся в них здоровенные крысы провожали людей наглыми взглядами черных глаз-бусинок. Одна из них – не вовремя перебегавшая перед Урсом – получила ловкий удар прямо в брюхо. Пискнув, зверек отлетел и, шмякнувшись о стену, упал в снег, где был схвачен котом по кличке Дуралей. До этого момента рыжий и толстый котяра лениво дремал на дровяной поленнице.
Урс постучал в дверь.
– Один момент, – послышался приглушенный голос отцовского приятеля. – Уже иду.
Прикончив крысу, сжав обмякшего грызуна в пасти, Дуралей первым проскочил в открытую мастером Криппе дверь. Уронив трофей на порог, кот громко заорал и стал тереться о ноги хозяина, но его отпихнули. Увидев гостей, раскрасневшийся от готовки Гектор в замасленном переднике не стал отвлекаться на Дуралея. Отшвырнув ногой крысиный труп во двор, хозяин "Дубовой кружки" попятился:
– Входи, Анна, входи. Извини, но я очень занят… Проходите и сразу присаживайтесь за стол.
– Ничего, Гек, – вдова понимающе кивнула. – Занимайся своими делами. Прости, что побеспокоила, но мне нужно поговорить с тобой. Сынок, закрой дверь.
Они вошли в жарко натопленную кухню. В большом черном котле, висевшем над очагом, варилась похлебка, по бокам на вертелах, роняя огненные капли жира, жарились куры и телячьи ребра. Воздух был густой, насыщенный ароматами чеснока, лаврового листа, перца и лука, которыми Криппе щедро сдабривал свои кушанья. "Все что вызывает жажду – мне на пользу", – не раз, посмеиваясь, говорил он покойному другу.
– Ты рассказывай, Анна, рассказывай, – хозяин "Дубовой кружки" сновал по кухне. – Я тебя слушаю. Мои все в зале – клиентов обслуживают, так что готовка на мне. Я слыхал, поймали Ганса?
Остановившись у стола, он принялся крошить огромным ножом луковицу. У гостей сразу защипало в носу. Они сняли шубы, фрау Анна расстегнула беличью безрукавку, надетую поверх траурного платья. Ее лицо покраснело, на глазах привычно навернулись слезы. Затянутая в корсаж грудь часто вздымалась. Урс с тревогой ждал, что мать расплачется.
– Он в тюрьме, – с надрывом произнесла вдова, и, достав платок, утерла увлажнившиеся глаза. – Но он ни в чем не виноват, Гек. Это все ошибка.
– Мы были у адвоката, – вставил Урс. – Он сказал, что Ганса не сегодня-завтра отпустят.
– Хорошо, очень хорошо, – морщась от едкого лука, пробормотал мастер Криппе. – Я не верил, что дело в мальчишке… А вы сами его видели или в тюрьму не пустили?
– Пустили, – сморкаясь в платок, кивнула вдова. – Я вчера была у него. Спасибо господину Шипху – он такой отзывчивый человек… И Ганс мне все-все рассказал!
Урс тяжело вздохнул. Всю ночь они только и делали, что обсуждали рассказ двоюродного брата.
Увидев в камере тетушку, заросший бородкой, с коротко остриженной головой Ганс расплакался, как маленький. Вдова тоже не выдержала: кинулась к племяннику, и, обнявшись, они рыдали вместе, пока Шипху не разозлился. Утратив свое добродушие, он прикрикнул на женщину: пообещал выставить за ворота, если они сейчас же не прекратят тратить время зря. "Я рискую из-за вас, – зло сказал тюремщик. – Говорите, что собирались. Плакать будете дома".
Угроза подействовала. Усилием воли Граф взяла себя в руки, а племянник хныча, как младенец, заговорил. По его словам выходило, что, когда они с мастером Петером возвращались домой от клиента, на них напали всадники. Выскочили наперерез, прямо из лесу. Окружили со всех сторон, словно стая волков…
– Хозяин в-выстрелил, – давясь слезами, размазывая по лицу текшие сопли, снова рыдал Ганс. – А я… я так испугался, что соскочил с козел и п-поб-бежал, тетушка…
Чтобы хоть как-то успокоить, фрау Анна погладила его по макушке и сразу же ощутила вмятину – недавно зажившую рану. Через несколько мгновений, со слов Цимма ей стало ясно откуда она появилась. Проскочив меж всадниками, обезумев от страха, парень бросился в лес. Продираясь сквозь кусты, спотыкаясь о корни и валежник, он бежал, пока кубарем не слетел в овраг. Лишь чудом не сломав себе шею при падении. Обдирая руки и ноги, Ганс тут же выкарабкался наверх. Но лучше бы он оставался внизу.
Откуда-то сбоку из-за деревьев, как ему показалось, совсем бесшумно, словно чудовищный призрак, вылетел всадник. Лошадь сбила парня с ног – он тут же вскочил – человек в седле взмахнул рукой…
– Я ничего больше не помню, – уставившись в стену безумными глазами, произнес племянник. – Совсем ничего…
Однако кое-что в памяти Ганса все-таки осталось. Удар разбойника проломил ему череп, погрузил в беспамятство, но не убил. Очнулся он… Когда он очнулся, на какой день? – раненый не знал. Что происходило с ним потом, Ганс помнил урывками или рассказывал со слов какой-то "матушки Габи". С виду – сущая ведьма из страшной сказки – она, как и должно колдунье, жила в лесной чаще. В маленькой, но крепко срубленной хижине, стоявшей на опушке в окружении огромных елей. Как она сказала выздоравливающему после ее целебных отваров парню, нашел его Карл. Ее сын, огромный, скудный умом мужик, да к тому же и немой.
– Он меня спас, – лихорадочно шептал Ганс, цепляясь за тетушку. – Вытащил из оврага и п-принес к матушке Габи.
Осмотрев рану найденыша, лесная знахарка промыла ее, перевязала и стала лечить. Благодаря познаниям старухи в целебных травах, а, может, и колдовстве, Цимм очнулся. Начал потихоньку поправляться. В голове у него все путалось, но, что произошло до полученного удара, он помнил хорошо. Родителей, хутор, мастера Петера и двоюродного брата, тетушку Анну…
Когда смог вставать и немного ходить, спросил, в какой стороне Мевель или Мабах? Очень боялся услышать, что попал в зачарованный лес и назад, к обычным людям ему дороги больше нет. Но оказалось, что лес самый обыкновенный, а матушка Габи с сыном живут неподалеку от селения Кляйзумф. Всего в трех лигах от городского предместья. Вот Карл и отвел его в деревушку, когда старушка сказала, что он достаточно окреп. И знаками договорился с каким-то крестьянином, чтобы тот отвез парня в Мевель.
В городских воротах стражники узнали Ганса и арестовали. Притащили в тюрьму, бросили в каменный мешок.
– Здесь холодно, – племянник затрясся, словно в лихорадке, – страшно… И г-голова все время б-болит, тетушка…
– Выпей, Анна, выпей, – оторвавшись от готовки, Криппе поставил на стол кружки и кувшин с вином. – Постарайся успокоиться, не плачь.
Урсу тоже налили. Он залпом проглотил кисловатое вино и тут же ощутил, что 'поплыл'. Мать уже не плакала, но сидела, уставившись в свою посудину, и губы у нее дрожали. Гектор осторожно коснулся женского плеча:
– Ну-ну, Анна, не плачь. Петера не воротишь, а племянник, видишь, сам нашелся. Мэтр его из тюрьмы вытащит, и все наладится. Давай, лучше еще выпьем. За упокой души нашего Петера.
Криппе разлил из кувшина вино. Урсу тоже налил, но в этот раз паренек едва пригубил. Погладив вдову по плечу, хозяин "Дубовой кружки" отошел к очагу, где принялся поворачивать вертела.
– Батюшка, – в кухню влетела Тина, – батюшка, там… Ой, – увидев гостей, она смущенно замолкла. – Добрый день, фрау Граф, – степенно произнесла девочка, с некоторым испугом рассматривая заплаканное лицо Анны. – Как поживаете? – Здравствуй, Урс, – она слегка покраснела.
– Привет, – ученик ювелира подмигнул маленькой подружке, а фрау Анна только кивнула и закрыла лицо платком.
– Ты чего хотела? – повернулся к дочери Гектор. – Говори быстрей.
– Матушка просила, – начала было Тина, но в кухню вошла запыхавшаяся Хенни.