– Суд уже назначен, – мессир сунул в рот печенье, принялся жевать. – На следующей неделе объявят официально. Апрель месяц.
– Откуда вы знаете? – голос вдовы задрожал.
– Судья сказал, – гость громко сглотнул. – Вкусно. "Старый колпак" не сомневается, что Ганс – убийца. И хочет его повесить…
Выждав немного, фон Бакке обвел хозяев внимательным, долгим взглядом. Потом решительно поднялся. Вальбах незамедлительно последовал его примеру.
– Мы совсем засиделись и утомили вас, дорогая Анна, – сказал он, словно укоряя самого себя. – Вам пора отдохнуть.
– Подумайте на досуге, – юрист отступил на шаг. – Обсудите предложение мессира в семейном кругу, посоветуйтесь с сыном, – фон Бакке сдержанно улыбнулся подростку. – Он у вас смышленый малый.
На лице фрау Анны появилось решительное выражение.
– Подождите, господа, – ее голос дрожал еще сильнее. – Если вы можете спасти Ганса… я… я согласна. У нас нет другого выхода, – она мельком взглянула на Урса. – Только я хочу сначала узнать, как вы это можете сделать. Ведь мэтр Боше…
– Не волнуйтесь, – сказал Вальбах, возвращаясь за стол. – Мы пришли к вам не с пустыми руками.
– Я сейчас все объясню, – фон Бакке садиться не стал, наоборот, заходил по комнате. Высокий и тощий, со сложенными за спиной руками, длинным носом, он походил на вышагивающего по болоту аиста:
– Итак, начнем по-порядку. Во-первых…
Наихудшие опасения подтвердились, и Венк непроизвольно смял листок с донесением из Мевеля. Тоскливо оглянулся на охотничий домик, окруженный частоколом из почерневших бревен. У ворот горели костры, вокруг которых грелись "зеленые плащи" курфюрста и "белые" архиепископа Берхингемского. Приехав к графу, Леопольд II был приятно удивлен, застав у ложа больного еще одного друга – его высокопреосвященство Густава. Оба выразили сожаление, что разминулись с бароном фон Типпом. Благодаря "совпадению", тот вчера проезжал по Звездному тракту, спеша застать умирающего императора живым, но, узнав о заболевшем Ландере, не смог проехать мимо. Чем были хороши окрестности Кройцштадта, так это тем, что на урренской границе сходились дороги из владений церковного князя и барона.
Прошлым вечером рыцарю пришлось померзнуть, ожидая у поворота на охотничий домик главу старинной фамилии. Аристократ путешествовал верхом, налегке – с обозом из двух десятков саней, но в сопровождении трех сотен воинов. Чуть ли не половины своей дружины, на содержание и вооружение которой уходила четверть налогов баронства. Зато люди были в крепких доспехах цутхской работы, на отличных лошадях, а их умению владеть пикой и мечом могли бы позавидовать мастера Гильдии наемников. Сам барон – тридцатитрехлетний Игнациус фон Типп, слывший неплохим бойцом, унаследовал от предков не только шесть футов роста, широченную грудь и любовь к хорошему вину. В придачу к древней родословной ему достался длинный, невидимый чужому глазу, мысленный список долгов императору и соседям.
Когда-то давным-давно фон Типпам принадлежали Турш, часть урренских земель, Кройцштадт. На побережье Северного моря – порты Дамбург и Лемель. Но бесконечные войны, восстания, создание Великой Империи, – каждое столетие перекраивали границы владений. Первыми отпали разбогатевшие на пиратстве и торговле Дамбург с Лемелем, объявив себя Вольными городами. Тогдашний император поддержал мятежников, и после десятилетней войны, истощившей казну фон Типпов, вдоль побережья возник Союз Вольных городов. Сейчас в него входили семь портов и Калийские острова. А полтораста лет назад во время войн императора Максимиллиана I древнее семейство потеряло чуть ли не половину земель вместе с головой старого барона, проигравшего войну.
Но все это были дела давно минувших дней. А сейчас Игнациус – зять Ландера – он два года назад женился на младшей дочери графа – поспешил нанести визит тестю. Чтобы не утомлять жену лишним крюком, барон оставил супругу на тракте, передав от нее любимому батюшке пожелания скорейшего выздоровления. Ландер в обиде не был. Несмотря на застуженное обмотанное шарфом горло он совсем не выглядел хворым. Поздний гость пробыл у постели больного недолго: чуть больше часа, пока его дружинники продолжали подтягиваться к имперской границе. Время, потраченное в беседе с бароном, казалось, только пошло Ландеру на пользу. После отъезда фон Типпа граф, похвалив Венка за усердие, приказал подготовиться к встрече архиепископа и курфюрста. Все складывалось удачно, но сегодня, прочитав письмо, рыцарь понял, что рискует утратить расположение хозяина навсегда.
Он разжал кулак и посмотрел как распрямляется листок с красными строчками. Рассказывать об их содержании графу было нельзя, но требовалось получить разрешение на немедленный отъезд. Швертвальд прикинул, сколько ему понадобится времени, чтобы добраться в чертов Мевель? Если свести отдых до минимума, менять лошадей, – трое суток, не больше. А затем назад, догонять Ландера на подъезде к имперской столице. "Бедная моя задница," – тоскливо подумал Венк. – Придется тебе пострадать из-за головы. Впрочем, лучше так, чем наоборот.
Мрачно усмехнувшись, рыцарь достал из кошеля на поясе жестянку, в которой хранились трут и кресало. За спиной у ворот горели костры, но не хотелось, чтобы кто-то видел, как он сожжет письмо. Граф доверял ему, однако фон Швертвальд не был единственным человеком, удостоенным такой чести. Ревнивец и завистник Фровин, рябой Поль – личный слуга – одевавший господина и стеливший ему постель, начальник телохранителей фон Брайзиг, повар его сиятельства, лекарь его сиятельства… И все они стремились оправдать, еще больше заслужить милость хозяина. Причин тому хватало – у каждого своих, но в список преданных графу людей вошли бы все служившие ему.
Их было немного: в отличии от других аристократов, окружавших себя многочисленной челядью и прихлебателями, свита Ландера состояла из трех десятков человек. Каждого из них он отобрал лично и тщательно проверил. Можно сказать, отшлифовал для своих нужд многочисленными испытаниями, как ювелир гранит драгоценные камни в императорскую корону. Большинство из них не отличалось умом, но каждый был предан графу, а доносительство на товарища считал своим долгом…
Чудесный раствор для проявления тайнописи обладал еще одной замечательной особенностью: делал плотную бумагу легкогорючей. Стоило Швертвальду раздуть зажженный трут и поднести его к письму, как оно вспыхнуло. С легким треском смятый листок превратился на ладони в огненный, особенно яркий в наступившем вечере шар и мгновенно опал. Мужчина пошевелил пальцами: сгоревшая бумага рассыпалась серым пеплом. Рыцарь сдул его, тщательно вытер перчатку. С неба густо валили крупные снежные хлопья.
Раздумывая, под каким предлогом отпроситься у графа, Венк направился к воротам. За время, пока он бродил среди деревьев, "зеленые плащи" и закованные в латы люди Гейцера, бросив костры, торопливо усаживались на лошадей. По-видимому, визит курфюрста подошел к концу. Фон Швертвальд догадывался, что князь уедет первым, а духовный и светский правитель славного Берхингема, возможно, останется ночевать. И не только потому, что был троюродным братом графа: родичам предстояло еще многое обсудить.
Из ворот вышел один из монахов, сопровождавших архиепископа. Подошел к гревшимся у огня воинам в белых плащах. Что-то сказал их лейтенанту. Тот подобрался, рявкнул команду, и, засуетившись, стрелки принялись строиться в шеренгу. Рассеянно глядя на святого отца, протянувшего руки к пламени, в котором сгорали снежные хлопья, рыцарь ощутил, как в голове у него зарождается некая идея. Придумка, способная, не вызывая подозрений, помочь отпроситься, а заодно окончательно решить проблемы в Мевеле. И в общий план Ландера, ради которого все закрутилось, она вписывалась, как нельзя лучше.
Не привыкший о чем-либо жалеть, рыцарь все-таки испытал чувство досады, что сегодняшняя идея не пришла ему в голову раньше. Еще до того, как он встретился с покойным ювелиром из Мевеля. И, представившись фактотумом имперского канцлера, взяв клятву молчать, рассказал простофиле сказку о якобы утерянных печатях. По крайней мере, не пришлось бы сегодня ночью опять срываться в дорогу, отбивать многострадальное седалище.