– Думаю, всего на штурм, если считать со сбродом, который загнал нас сюда, не меньше тысячи наберется. И у них есть лестницы… Эх! В соседнем квартале – Дом "мертвоголовых". Дать бы им знать.
– Так чего ты ждешь?
– Я уже послал четверых. Как только мы тут заперлись.
Гарольд прикидывает, сколько прошло времени. Получается около двух часов. Много.
– Не дошли, – отвечает на невысказанный вопрос фон Ленберг. – Иначе наемники были бы уже здесь.
– Нужно отправить еще. Распорядись.
Барон нехотя поднимается. По его лицу видно, что он не верит в успех. За домом старшины наблюдают и перехватят каждого, кто выйдет. Единственный шанс – это, если свои прослышат, что герцог – жив и прячется у лонвардцев. И придут на помощь. Но что сейчас творится в Годштадте – понять невозможно. Всюду дымы пожаров, набат, баррикады и цепи, шайки грабителей потрошат чужеземцев. А если вспомнить дожидающийся в конце улицы отряд… И неизвестных арбалетчиков, которые обстреливали их, когда, отбив канцлера, пикинеры попытались расчистить дорогу. Шесть человек легли после первого же залпа и еще четверо – пока отступали.
В коридоре за дверью послышалась непонятная возня, тут же сменившаяся яростной бранью охраны. Кто-то с явным лонвардским акцентом завопил:
– Ваша светлость! Ваша светлость, умоляю, выслушайте меня… Да убери ты руки, скотина! Ваш…
– Заткни их, – приказывает герцог.
Барон выходит в коридор. Гром ругательств заглушает доносящийся с улицы шум погрома. Раздаются звонкие оплеухи. Но все напрасно: стоит капитану умолкнуть, как несколько голосов тут же тараторят что-то в ответ. Похоже, перед угрозой смерти людишки совсем потеряли страх. До сих пор Гарольду не приходилось слышать, чтобы простолюдины осмеливались перечить барону. Или дело, о котором идет речь, стоит жизни?
– Да чтобы вас разорвало, – герцог садится. – Ленберг, тащи мерзавцев сюда! И пусть молятся, если побеспокоили из-за собственной глупости.
На худощавом лице Гарольда отразилось недоумение. С легкой растерянностью он рассматривал лежавшие перед ним толстые бронзовые трубы. Их было четыре: каждая чуть больше трех футов длиной, закреплена на массивной деревянной колоде.
Не зная, что сказать, его светлость перевел взгляд на стоявшего рядом высокого лонвардца. Несмотря на замотанный окровавленной тряпкой лоб, физиономия того, бледная, рябая от старых ожогов выражала крайнее самодовольство. "Как мамаша, показывающая мужу младенца, – подумал герцог. – Или сумасшедший. Получил утром удар по голове и тронулся. Не нужно было слушать безумца…".
Но ведь четверть часа назад глаза и уши не солгали фон Цутху: он сам видел, как глиняный кувшинчик разлетелся в огненной вспышке. Вот этот человек, звавшийся Альбер Фероцо, заполнил посудину каким-то волшебным порошком, плотно заткнул и поджег пропущенный внутрь фитиль. Тот сгорел, после чего громыхнуло так, что у герцога с бароном, наблюдавшими за манипуляциями из окна, зазвенело в ушах. Показ произвел должное впечатление, но как он связан с бронзовыми трубами, Гарольд понять не мог.
– Я называю их бомбардами, – произнес безумец. – В переводе с нашего языка – "огненные трубы". Как те, что в Святом Писании.
– Не богохульствуй, – одернул его мастер Гози, на складе которого хранились эти нелепые сооружения. – Но гремят они, ваша светлость, в самом деле… – старшина лонвардцев вздохнул. – Как гром небесный, прости меня Господи.
– Весь секрет в моем порошке, – продолжил Альбер. – Он засыпается внутрь, затем туда кладется снаряд. Виро, покажи.
Один из пяти подмастерьев Фероцо в ладонях поднес герцогу свинцовый, размером с большой кулак шар. Демонстрируя, что ядро совпадает с каналом трубы, парень приложил его к бомбарде.
– Вот сюда, – мастер показал на тонкое отверстие в задней части орудия, – я тоже насыпаю свой порошок. Когда нужно произвести выстрел, подношу к нему огонь. Внутри все вспыхивает, а снаряд вылетает из бомбарды с невообразимой скоростью и силой. Несколько выстрелов способны обрушить стену дома.
Барон фон Ленберг недоверчиво покачал головой. Ни сам мастер, ни его трубы ему не нравились. Говоря откровенно, случившееся с горшком вызвало в капитане редко посещавшее его чувство – страх:
– Не верю я, что от этих штук может быть большой толк. А если все так, как говорит лонвардец, без дьявола тут не обошлось.
Высказавшись, рыцарь с беспокойством посмотрел на молчавшего сюзерена. Помедлив, неуверенно предложил:
– Может, стоит, ваша светлость, послать – спросить совета у архиепископа? Он все-таки…
– В моем изобретении нет ничего от черной магии, – вспыхнул Фероцо. – Я верую в Господа Всемогущего всей душой. Эта вера помогала и укрепляла меня в трудах целых двадцать лет!
– Хорошо, хорошо, – герцог жестом остановил собиравшегося что-то ответить Ленберга. – Только архиепископа тут еще не хватало.
"И канцлера, – добавил он мысленно. – Если эти железки на самом деле способны метать ядра на сотни шагов, да еще с грохотом и пламенем… Весь сброд разбежится после первого же выстрела!". Неожиданно Гарольда охватило сильное возбуждение, какой-то совсем детский восторг. Он с нетерпением посмотрел на лонвардца:
– Чего же ты молчал все время? Почему сразу не сказал?
Рябая физиономия помрачнела, и герцог, еще не услышав ответ, догадался, что радость была преждевременной. Облизнув пересохшие губы, мастер начал издалека. Оказывается, проживал Фероцо не у старшины землячества, а дальше по улице. Через дом. С прошлого лета он с подмастерьями снимал там флигелек, ждал, когда сможет добиться аудиенции у императора. Но к несчастью Карл Третий заболел, и всем стало не до какого-то иностранца с его "огненными трубами". Потом император умер…
– Ты не о том говоришь, – перебил герцог. – Что у тебя не так? Да не тяни время, мерзавец!
– Весь мой запас пороха остался в подвале флигеля, где я жил, – выдавил из себя Фероцо. – Когда напали погромщики, я успел захватить только мешочек с образцом, который всегда держал под рукой…
– Это ловушка! – подозревавший подвох с самого начала, Ленберг почти обрадовался. – Он хочет заманить нас в засаду.
Быстро шагнув к лонвардцу, капитан схватил его за горло. Наблюдавшие за происходящим подмастерья возмущенно загалдели, но обнаженные клинки стрелков не давали им подойти. Не осмеливаясь сопротивляться, Фероцо умоляюще воззрился на герцога. Захрипел:
– Ваша светлость, я… х-ховорю правду…
Нахмурившись, фон Цутх приказал рыцарю отпустить мастера. С явной неохотой капитан подчинился. С шумом втягивая воздух, растирая передавленную глотку, Фероцо с обидой сказал:
– У меня подмастерье погиб, когда на дом напали. Если бы не мои ребята, я бы там тоже остался. А так мы пробились…
– Заткнись, – оборвал Гарольд. – Ты понимаешь, что я прикажу сделать с тобой, если твой рассказ окажется враньем?
Фероцо кивнул.
Сидевший в торце стола бородатый парень допил пиво и, раскатисто рыгнув, отставил кружку подальше. Позвал шарившего в чулане приятеля:
– Эй, Бычок!
– Чево? – откликнулся тот.
– Вылазь. Дело есть.
Что-то с грохотом упало на пол, покатилось. Чертыхнувшись, Бычок высунулся из двери:
– Чо надо, Хвост?
– Скушно, – делано зевнув, ответил первый. – До темноты ждать и ждать. Может, сыграем?
Коренастый, казавшийся из-за стеганой, обшитой железной чешуей куртки толстым, Бычок замялся. Наморщив низкий выпуклый лоб, пожал плечами. Подошел к столу. В левой руке он держал надкушенную колбасу. Нерешительно сказал:
– Я ваще-то хотел к бабам заглянуть.
Его приятель немедленно засмеялся:
– Ну даешь! Ты же только от них. Неужто опять зачесалось?
Другие разбойники, неторопливо выпивавшие и закусывавшие на кухне захваченного дома, осклабились. Польщенный общим вниманием, Бычок гоготнул. Демонстративно потряс рукой объемистый гульфик:
– У меня там всегда чешется. Стоит о бабе подумать – сразу твердый.