Ошеломленный такой угрозой обычно сдержанного и любезного Ландера, толстяк-лекарь едва не рухнул перед сеньором на колени. Никогда раньше он не интересовался политическими интригами господина, а сейчас невольно стал их заложником. Не в силах что-либо сказать, Тубернаум беспомощно развел руками. Зародившаяся надежда на смерть фон Швертвальда от ран оказалась напрасной: проклятый убийца все-таки накинул на шею врача удавку. Но спасения не было и в случае благополучного выздоровления Венка. Рано или поздно граф догадается, что рыцарь мог проболтаться в бреду, и жизнь Шема тут же оборвется. Безграничная преданность, долгие годы верной службы его сиятельству – все не в счет, все было напрасно.
Чувствуя, как по щекам невольно текут слезы, задыхаясь, врач просительно загнусавил:
– Ваше сиятельство, помилуйте, ведь человеческая жизнь… она, она – в руках Господа. Я сделаю… сделаю, что в моих силах, даже больше. Но я не колдун и не умею договариваться со смертью!
В ледяных глазах графа внезапно вспыхнул огонек, как будто он о чем-то вспомнил. Остановив жестом продолжавшего взывать к его милосердию Тубернаума, сеньор буркнул "перестань" и тут же ушел. Стоило Ландеру забраться в свой возок, как кортеж продолжил движение.
И вот теперь раненый лежит на столе в самой большой комнате дома деревенского старосты. Селение, название которого так и осталось неизвестным для лекаря, заняли графские стрелки. К ним так же присоединился аръергард – конные из дружины фон Типпа. Всего набралось больше сотни человек, и, хотя погони не наблюдалось, согнанные крестьяне спешно строили на окраине деревни несколько баррикад. В ход шли перевернутые телеги, мешки с землей, под женский и детский плач с грохотом раскатывали на бревна чью-то халупу. Любое ослушание или просто недовольство со стороны местных мгновенно пресекалось: уставшие и злые солдаты были щедры на удары. Командовавшие ими Херберт из "своры" и закованный с ног до головы в доспехи, неуклюжий, словно краб, сержант барона только поощряли жестокость подчиненных. У обоих более чем строгий – за неисполнение обещана петля – приказ сеньоров: в случае нападения держаться, пока лекарь не закончит возиться с раненым. Затем любой ценой привезти живого или мертвого Швертвальда в соседний городок. Лебехт, кажется. Именно туда с зятем – бароном Игнациусом фон Типпом, его дружиной и несколькими повозками золота, награбленного в имперском казначействе, направился граф. Но там он пробудет недолго: слишком небезопасно, близко – около семи лиг – от Годштадта. Основным лагерем, местом сбора противников цатльского узурпатора, заранее был назначен хорошо укрепленный Мооренбург – наместник города и начальник гарнизона – верные протеже гофмаршала Друа. Говорили, что курфюрст Леопольд со своими людьми уже прибыл туда.
Впрочем, все эти военные игры Тубернаума не интересовали. Не волновал его и раненый рыцарь: голова лекаря сейчас была занята одним – как ему выжить? Стоило бы предоставить Венка провидению, а самому попытаться удрать. Вот только – как и куда? Дом старосты оцеплен, и перед отъездом Ландер нашел время еще раз предупредить медика о последствиях…
Хлопнула входная дверь, раздались тяжелые шаги, и в комнату вошел Айхен. Отвлекшись от размышлений, Тубернаум приказал парню повесить котел с водой над пылающим очагом. Потом лекарь хорошенько приложился к фляге с водкой. Нужно было хоть на время избавиться от накатывавшего волнами страха. Пока он пил, лежавший на столе Швертвальд завозился, засучил руками и ногами, словно пытаясь встать. Послышалось громкое проклятие, которое раненый адресовал самому Господу Всемогущему.
Вопросительно глянув на хозяина, подмастерье шагнул было к рыцарю, но Тубернаум только махнул рукой.
– Не трогай, пусть его…
И снова глотнул огненного, прочищающего мозги напитка. Затем сказал:
– Возьми кусок воска и хорошенько заткни себе уши. Законопать так, чтобы ничего не слышать. А что делать во время операции – я тебе уже рассказывал.
Помощник удивленно заморгал. Неуверенно улыбнувшись, спросил, не пошутил ли мастер? Тубернаум постарался изобразить на добродушном, рыхлом лице свирепую гримасу. Погрозив подмастерью кулаком, крикнул:
– Ну, чего стал?! Шевелись, засранец.
Потом неуверенно, придумывая на ходу, пояснил обиженному парню, что будет, скажем так, читать над раненым особую молитву. Не всякому мастеру ее знать полагается, только единицам – посвященным. Не говоря уже о каком-то подмастерье. Вот когда придет время Айхена… Поняв по лицу помощника, что тот ему не верит, Тубернаум замолчал. Опустив глаза, устало сказал:
– Делай, что велено. О тебе же, дураке, стараюсь.
Взять "Большой сундук" или Императорское казначейство оказалось не таким простым делом, как виделось графу. Командовавший гарнизоном маленькой крепости Гарфангер присылке подкрепления обрадовался, однако открывать ворота не спешил. Поначалу впустил только офицеров с оруженосцами. Похоже, у старого рыцаря были свои соображения насчет того, как защищать золото будущего императора. Бумага с подписью канцлера сомнений у него не вызвала, но капитан требовал, чтобы подошедшие стрелки остались снаружи и перекрыли улицы. Брайзиг с братом Георгом, лейтенантом гвардейцев архиепископа, ведшие переговоры, возражали, ссылаясь на поддельный приказ. Шперре в беседе участия не принимал, так как с началом беспорядков у него начались головокружения, и цирюльник дважды пустил старику кровь. Теперь, окончательно ослабев, не подозревая, что в кордергардии решается вопрос о его жизни, имперский казначей спал у себя в покоях.
В конце концов Гарфангер частично внял доводам лейтенанта архиепископа Берхингемского и согласился, что новые арбалетчики на стенах ему не помешают.
– Сколько их у вас? – обратился он к Брайзигу, который в отличие от монаха-рыцаря большим терпением не отличался и, сцепив зубы, предпочитал помалкивать. Последние четверть часа начальник телохранителей Ландера, прикрыв лицо ладонью, думал только о том, как воткнет кинжал в бычью шею упрямца-коменданта. Лучше бы в брюхо, но панцирь не пробьешь. А распороть глотку можно в любой момент, даже сейчас. Но после такого удара их осталось бы четверо против двух десятков солдат. Тут бы уж никакое искусство владения мечом и сила не помогли Брайзигу.
– Пятьдесят человек, – быстро ответил брат Георг. – Люди все опытные…
– Хорошо, – перебил Гарфангер, поднимаясь, – я распоряжусь, чтобы их впустили. Но! – он громко шлепнул огромной ладонью по столу. – У себя в крепости командую только я. Ваши стрелки должны слушаться моих сержантов беспрекословно. За неповиновение – прикажу повесить любого!
– Можете не сомневаться, – Брайзиг с облегчением вскочил, – я сам раскрою голову мерзавцу, который вас ослушается.
Вскоре, когда во дворе казначейства началась резня, начальник телохранителей попытался отыскать Гарфангера, чтобы выпустить накопившуюся злость. Но поединка двух рыцарей не случилось. Быстро сообразив, что ворота не удержать, капитан с уцелевшими стрелками заперся в одной из угловых башен крепости. Выбить их оттуда сходу не вышло: из бойниц в атакующих полетели стрелы, сверху посыпались камни. Затем на головы людей, пытавшихся высадить окованные железом двери, опрокинули котлы с кипящей смолой. Штурм захлебнулся, пришлось перейти к осаде. А Брайзиг остудил свой гнев, заколов у ворот двух неповоротливых болванов с алебардами.
Если коменданту до поры до времени удалось отбиться, то графа Шперре взяли тепленьким, прямо в постели. И ему еще очень повезло: большую часть его канцелярских крыс опьяневшие от крови и близости набитых золотом подвалов стрелки безжалостно прирезали. Заодно разграбив казенные квартиры и домишки, в которых те проживали с семьями. Услышав истошные вопли насилуемых женщин, Брайзиг с лейтенантом поняли, что пора заканчивать бойню, и принялись наводить порядок.
Все эти события прошли без фон Швертвальда – в захвате "Большого сундука" он не участвовал. Почти два часа с наиболее верными ребятами из "своры" рыцарь терпеливо дожидался в нескольких сотнях шагов от крепости. Вначале ждали верхом, потом, когда стало ясно, что дело затягивается, Венк приказал спешиться и устроился на лавке, которую откуда-то притащили Курц с Безухим. Шум схватки, крики ярости и вопли раненых, доносившиеся из распахнутых ворот, его почти не волновали. Куда больше интересовало поручение – что такого может храниться в ларце? Что дороже золота? Драгоценные камни или, скорее всего, какие-то секретные бумаги? Поломав над этим голову, фон Швертвальд решил, что просто заглянет внутрь, если отыщет. Рискованно, граф любопытства не простит, но кто же ему скажет? Ларец, конечно, заперт, однако был у рыцаря паренек, легко справлявшийся с любым замком.