– Да, ваше императорское величество, – закивал мастер. – Это возможно.
Гарольд вернулся в кресло, выбрал из вазы с фруктами красное яблоко:
– Начиная с завтрашнего дня у тебя есть ровно год на создание ста "огненных труб". А порошок… – он жадно, несколько раз откусил от спелого плода и принялся с хрустом жевать. – Чем его больше, тем лучше. Ясно?
– Да, ваше императорское величество. Можете быть уверены, я справлюсь.
– Еще бы, – хмыкнул Гарольд, сплевывая зернышко. – Иначе попадешь к палачу и пожалеешь, что толпа не разорвала тебя у дома вашего старшины.
Помолчав, император ласково продолжил:
– Но не думай, что я желаю твоей смерти, Фероцо. Ты нужен мне и, если сделаешь все в срок, – моя благодарность превзойдет любые ожидания.
Сделав паузу, чтобы доесть яблоко, Гарольд закончил:
– Получишь много денег и пожизненно займешь место цехмистера новой гильдии. И это не все, Фероцо. В благодарность за службу тебя ждет титул и земля. Сможешь передать по наследству детям, если решишь ими обзавестись.
– Ваша щедрость – безгранична, – лонвардец поднялся и ступил к креслу монарха. – Разрешите поцеловать руку, ваше императорское величество.
Усмехнувшись, Гарольд протянул ему правую кисть, и мастер надолго приник к перстню с бриллиантовым гербом империи. Потом, повинуясь жесту правителя, поднялся и, кланяясь, попятился к дверям. Через несколько мгновений Фероцо вышел из кабинета, а канцлер устало произнес:
– Вы слишком надеетесь на эти… бомбарды. Нельзя строить политику на фокусах чернокнижника. Вчера ко мне заезжал кардинал Ольц. Он хочет лично допросить лонвардца.
Подавив желание послать сидевшего напротив старика к дьяволу, Гарольд сдержанно ответил:
– Вы слышали, граф: если через месяц Фероцо не выполнит поручение – отправится к палачу. К какому именно – нам безразлично. Но в случае успеха – мы никому не позволим даже косо взглянуть в сторону Альбера. Впрочем, никто и не посмеет: снаряды его орудий заткнут глотку любому из наших врагов.
– Очень на это надеюсь, – Рунхофен снова потянулся за чашей. – Но необходимо прожить целых тридцать дней. У нас мало солдат… Золота и того меньше, союзники – ненадежны. Народ пока спокоен… потому что напуган. Я приказал распускать слухи об "огненных трубах", но на них долго не продержишься.
Прежде чем ответить, Гарольд взял из вазы грушу. Откусил, пожевал, потом скривился и выплюнул:
– Зеленая… Майнерд, вина.
Паж схватил графин голубого стекла с длинным витым горлышком. Стал наполнять кубок императора. Громко, опасно звякнуло, и сеньоры покосились на парня. От смущения тот покраснел, будто вареный рак.
– Мы смотрим на ситуацию не так мрачно, – взглянул на графа Гарольд. – Вчера мой тесть и канцлер Цатля выехали в герцогство… Спасибо, Майнерд. Они соберут там армию. Думаю, не меньше десяти тысяч человек. Нам остается только продержаться до ее подхода.
– На это уйдет много времени. Ваши стрелки появятся в Годштадте, – едва не выронив чашу, Рунхофен вернул ее на стол, – в лучшем случае через два месяца.
Молодой правитель нахмурился, в голосе прозвучало раздражение:
– Гильдия "мертвоголовых" на нашей стороне. Им уплачено вперед.
– За три месяца. Кроме того, необходимо содержать союзников. А в казне, как я упоминал, почти не осталось денег.
– Слушайте, граф, – Гарольд подался вперед, – к чему вы это говорите? Мы знаем положение лучше вашего. Когда у нас будут хотя бы полтора десятка бомбард…
– Их нет, ваше императорское величество. Те, что есть – армию Лиги надолго не задержат: у мятежников больше пяти тысяч воинов. Звездный тракт перекрыт, движение судов по Троице остановлено, – Рунхофен говорил на удивление быстро, но задыхался. На лбу старика выступили капли пота:
– Союз Вольных городов не признал ваше избрание и выжидает. А когда вражеская армия подойдет к столице – у нее найдутся сторонники внутри городских стен: годштадский сброд примет любую власть. Лишь бы их оставили в живых и не трогали дома. Уверен, что Лига будет щедра на посулы.
Замолчав, канцлер закрыл глаза. Откинулся на спинку, осев в глубоком кресле. По лицу старика было видно, что разговор дается ему с большим трудом. Глядя на собеседника, Гарольд раздраженно подумал, что тот не жилец. Вполне может отправиться на встречу с Господом прямо сейчас. Но во многом старик прав: нет времени и не хватает людей. Отряд полковника фон Вайденца, цатльские стрелки, дружины союзников, плюс ополчение из напуганных грабежами чужеземцев – наберется чуть больше трех тысяч. Один штурм удастся отбить, но второй… Да еще, если предадут горожане… Тогда стены точно не удержать. А потерять сейчас Годштадт – значило утратить корону.
– Что же делать? – наконец спросил император. – В чем, по вашему, выход, граф?
– Расколоть Лигу, – не поднимая век, тихо ответил Рунхофен. – Там есть люди, способные одуматься. Например, гофмаршал Друа. Не понимаю, как вообще старый дурак ввязался в авантюру… Кроме него наберется еще десяток сеньоров – помельче и победнее. Им нужно заплатить и пообещать столько, чтобы головы закружились, – граф криво улыбнулся. – Закружились так, как сейчас кружится моя бедная голова.
– Может, послать за лекарем? – участливо спросил Гарольд и бросил взгляд на подобравшегося пажа. – Разговор продолжим потом, когда вы отдохнете, дорогой Рунхофен.
– Ничего, выдержу, – буркнул старик, – мое время не пришло. Из вождей Лиги я бы предложил начать переговоры с графом Туршским.
– Почему именно с ним?
Рунхофен оттер ладонью вспотевший лоб, пробормотал:
– Наверное, я все-таки пойду отдохнуть… Но сначала закончим, ваше императорское величество. Почему Турш?
Задав вопрос, канцлер замолчал, словно обдумывая ответ или собираясь с силами. Затем медленно довел мысль до конца:
– Граф увел вассалов на похороны Карла в Годштадт и практически оставил свои земли без защиты. Как мне сообщили, отряды наемников уже вторглись в Турш и, не встречая сопротивления, движутся к столице. Уверен, мятежник сейчас не может решить, как ему поступить: остаться в Мооренбурге или вернуться? В случае, если граф уйдет – к нам или к себе домой, – Лига потеряет больше тысячи воинов.
– Это было бы очень хорошо.
Ухватившись за поручни кресла, Рунхофен начал тяжело подниматься. По знаку императора Майнерд помог старику. Тот тускло посмотрел на Гарольда:
– Простите, но я вынужден откланяться. Устал.
– Конечно, идите. Отдыхайте. Мы обдумаем сказанное вами.
Опираясь на твердую руку пажа, Рунхофен побрел к двери. В нескольких шагах от нее он остановился и оглянулся на императора. Сказал:
– Я отправлю к нему знакомого, пусть поговорит. Предложим за выход из Лиги полное прощение, новый договор и много золота. Часть придется заплатить… Все равно необходимо обращаться за деньгами к банкирам.
– Хорошо, дорогой граф. Действуйте, как сочтете нужным. Обещайте от нашего имени, что пожелаете, лишь бы ослабить врагов. Ведь необязательно потом выплачивать изменникам всё?
Криво улыбнувшись половиной рта, канцлер слабо кивнул:
– Да, ваше императорское величество. Иногда достаточно просто пообещать.
Майнерд вывел старика за дверь и передал слугам. Когда он вернулся, император рассеянно посмотрел на пажа. Задумчиво произнес:
– Пусть только нам хватит времени. А там любой договор…
Не закончив, Гарольд щелкнул пальцами и сдул с ладони невидимую пушинку. Застывший в ожидании дальнейших распоряжений Майнерд недоуменно заморгал.
Вернувшись на постоялый двор после разговора с фон Бакке, ученик долго не мог уснуть. Ворочался на тюфяке, в десятый раз обдумывал сказанное. То мечтал о мести доносчикам, то прикидывал, нельзя ли как-то изловчиться – не платить шантажисту. Но ничего путного в голову так и не пришло. Конечно, он мог уйти из города и, скинув двухцветный дублет, опять превратиться в бродягу… Которого в случае поимки бывшими товарищами, ожидала петля за дезертирство. "Костер, веревка – многовато для одного", – усмехнулся Урс в темноте и вскоре наконец-то уснул. Проспал недолго, часа четыре: засевший в груди страх опоздать на встречу разбудил не хуже барабанной дроби.