Исследуя тело, он немного успокоился насчет Александры. В поле его зрения больше трупов не было. Версия проникновения тела на склад сложилась в его голове, пока он его обследовал. Несомненно, проникло оно сюда, когда еще было живо. Воспользовавшись халатностью Шурочки, сделало слепок с ключей. Рассчитывая поживиться материальными ценностями, проникло ночью в контору, а потом и на склад. Вошло, заперлось изнутри. Завесило окно одеялом, которое сейчас было сорвано и лежало частично не батарее отопления, частью на полу. Включило свет, и принялось за неспешный осмотр, кое-что откладывая в сторону с тем, чтоб с собой унести. Но на тело напали. И умертвили его.
Кто напал, как проник, как, наоборот, покинул запертый склад этот 'кто' - кто, как не Петруха? - про это Иван пока не задумывался. Дверь заперта изнутри. Окно целое. Щелей нет. Тайна закрытой комнаты. Вот приедет милиция, выдаст, возможно, версию.
Он быстро осмотрел в углах и за другим стеллажами - нет, не было тел. Однако, почему на рабочем месте ее нет? Вновь беспокойство вернулось к Ивану.
Начальник цеха, пьющий мужчина лет пятидесяти пяти, но чрезвычайно ответственный руководитель и грамотный специалист, только что вернулся с оперативного совещания у руководства. Вернее, был вызван по телефону наряду со здравоохранением и милицией. Милиции еще не было, здравоохранение подоспело, но опасалось войти. Начальник белел лицом в проеме двери, демонстративно засовывая под язык таблетку.
- Что там, Вань? - спросил он.
Видимо то облегчение, что имел Иван на лице, не найдя Александры, начальник прочел и тоже воспрянул, надеясь, что все еще обойдется. Что мертвецов на вверенной ему территории сегодня нет, что кровь, размазанная по бетону, это - так, а нога - что нога? Нет на планете ныне мест, где б не ступала нога.
- Нет ее там, - сказал Иван.
- Нет? - с надеждой переспросил начальник.
- Нет, - подтвердил Иван. - Но хотелось бы знать, где.
- Ты про... Ты про Александру? Так я ее отпустил, - сказал начальник. - Критические дни. - Он находил в себе силы еще и шутить. - Вернее так: утром позвонила она мне, мол, сына на прививку вести - я и отпустил. После обеда, возможно, будет. А нога?
- Нога Слесарю принадлежит, - сказал Иван. - Борису Борисовичу. И тело там. Мертвое.
- Совсем?
- Вполне. Вон, медицина пусть подтвердит.
- Ой, я боюсь, - сказала медсестра, конопатая и молоденькая.
- Ну боишься, так не ходи, - разрешил Иван. - Все равно ты ему уже ничем не поможешь.
- Тогда я не пойду, - сказала сестричка. - Пусть его криминалист констатирует.
Что и говорить, зловещее зрелище. Этот окровавленный слесарь кого угодно бросил бы в дрожь.
Люди не расходилась до тех пор, пока не прибыли криминалисты. Любопытствующие, бледные от безделья, были ими из конторы выпровожены. Ивана же менты оставили при себе, чтобы отвечал на вопросы и помогал следствию. Первый вопрос, который был ему задан, звучал так:
- Слушай, студент, а где здесь гальюн?
Иван показал.
Судмедэксперт, худая смуглая женщина, предположила, куря, что смерть наступила от свернутой шеи.
- Так и писать: от свернутой? - переспросил протоколист.
- Писать: в результате перелома шейного позвонка, - сказала женщина, роняя пепел на распростертого Слесаря.
Иван же склонен был полагать, что в результате укуса. А шею могли свернуть и потом, когда Слесарь, будучи уже укушен, но еще жив, в борьбу с нападавшим вступил. Естественно, он о своих догадках предпочел у молчать.
Тайна закрытой комнаты ментов не смутила. Мол, и не такое распутывали. Ну-ну... Зорких вам озарений. Вот только на кого этот труп вешать будете.
Тут он подумал, что повесить запросто могут и на него - по косвенным доказательствам. Собрав все отпечатки и выявив наиболее многочисленные. Тем более возникает необходимость выстраивать встречную версию. Может менее правдоподобную, чем у ментов, но единственно верную. И доказательства предъявить.
На всякий случай он вытребовал у того, кто был главный здесь, визитную карточку. Вдруг что-либо вспомнится, так чтоб позвонить. Карточки этот мент ему пожалел, написал телефон на каком-то клочке. Иван сунул клочок в карман рядом с зубом.
Склад опечатали.
Дома Иван сравнил прикусы. Тот, что из холодильника вынул - с тем, что в памяти запечатлел. Отпечатки резца и клыка, кажется, совпадали.
Он осмотрел зуб. Зуб отличался своеобразием. Во-первых, имел зазубрины, как у гарпуна, отчего и остался в теле. Во вторых, имел отверстие и желобок, словно для стока жидкости. Иван не видел гремучих змей, но именно так представлял себе их ядовитый зуб. Хотя вряд ли, конечно, его представление полностью совпадало с оригиналом. Этот все-таки был человеческий, и во рту - от прочих не отличим, ибо гарпунчик был с внутренней стороны. Вот только цвет он имел тускловатый. Как бы чем-то багровым налит. Вернее, был налит, а теперь пуст, и только остался испачкан изнутри. Как пустая чернильница. И материал имел не костяной, а какой-то еще. Более быстрорастущий, но не менее твердый, чем кость. Только полупрозрачный, что ли.
Иван, не зная, можно ли хранить этот вещдок в холодильнике из-за возможной остаточной ядовитости, сунул его за батарею, завернув в тот же платок.
Сыр с оставшимся прикусом начал уже подсыхать и сморщиваться. Иван выбросил его в мусорное ведро.
Судя по адресу, взятому им в книге механика, наставник жил на самой окраине. Если от завода - то не так далеко. А если от квартиры Ивана - то изрядно.
Можно было доехать на маршрутном автобусе, но Иван не спешил. Уже было вполне темно, но еще оживленно. Дойдет он за тридцать минут. За это время движенье уляжется. Как правило после десяти вечера в это время года улицы вымирали. Молодежь кучковалась у субботних клубов и дискотек. Люди постарше припадали к телеэкранам или спали уже.
Он знал, что жил Петруха один.
Есть те, кто вынужденно живет в одиночестве и тяготится им. Другие же выбирают этот способ существования вполне осознанно, каждый в силу своих причин. Вряд ли слесарь Петруха следовал по первому пути. Скорей, по второму - как какой-нибудь негодяй или гений, или человек, не склонный к пустому общению. Или монстр, или маньяк, что еще требовалось доказать. Одиночество не является доказательством. Даже косвенным. В конце концов, Иван тоже жил один в доставшейся от матери двухкомнатной. В силу этого подозрения могут пасть и на него. Тем более, что наследил на складе своими отпечатками изрядно.
Дома ближе к окраинам теряли в росте. Вот и одноэтажные уже пошли. Иван замедлил шаг. Фонари горели вдоль четного ряда домов, Иван перешел на нечетную, стараясь держаться в тени. Номеров по этому ряду в темноте не было видно, но Иван считал, что угадает Петрухин дом в нечетном ряду интуитивно. Вряд ли это будет аккуратный и вместительный особнячок, крытый сверху искусственной черепицей, а по стенам - сайдингом. Скорее развалюха какая-нибудь. Которую давно пора продать на слом.