Иван подумал, что так должен бы выглядеть висельник, а не наоборот. То есть, в петле аккуратно он выглядел, словно спящий, насколько Иван при свете синей подсветки мог рассмотреть, а спя, был похож на висяка. Аномалия какая-то. Недаром сны его вычурны. В таком иррациональном состоянии - что может сниться нормального?
Полдня прошло, как в тумане, который во внешнем мире к полудню рассеялся. Внутренний туман в голове продолжал существовать. Иван даже особо не всматривался, заглядывая в рот уснувшего после обеда наставника: зуба не было, он это краем глаза отметил, охлопывая его карманы в поисках связки ключей. Ключи он обнаружил быстро. Искать долго не пришлось. А если б пришлось, то Иван, скорее всего, прекратил бы это брезгливое занятие.
Ключей было пять или шесть. От шкафчика в раздевалке. От шкафчика с инструментом. Один из них - от двери дома. Можно было попробовать угадать, какой именно, сделать с него слепок, а потом, не спеша выточить ровно такой же, и улучив другой удобный момент, опять же не спеша, обшарить квартиру этого наставника. Но Иван не был готов к столь продолжительному промежутку, откладывавшему удовлетворение его любопытства на неопределенный, пусть и не на очень длительный, но все же срок. Он просто прихватил всю связку с собой и покинул предприятие, рассчитывая, что покуда наставник спит, осмотреть его жилище тайно. Даже рискуя тем, что его отсутствие будет замечено. Даже тем, что будет замечено отсутствие ключей.
Вохры враждебные... Через проходную он не пошел, найдя в бетонном заборе щель, которой многие и до него пользовались.
Ходьбы до дома наставника было пятнадцать минут, ибо предприятие располагалось в этой же части города, которая раньше считалась предместьем, а теперь входила в городскую черту. Иван, не особо оглядываясь по сторонам, лишь на ходу краем глаза отметив, что улица, вроде, была пуста, перемахнул через забор. Ключи. Он на взгляд выбрал наиболее подходящий. Он действительно подошел. Открыл. Вошел.
Его сразу объяла тьма и прохлада. Он включил свой синий источник, ибо в темноте никак не мог нашарить ручку двери. Дверей оказалось две. Он дернул одну из них, и чуть не был ушиблен тяжелым предметом, ударившим его по плечу. Иван успел этот предмет подхватить, чтоб не наделал грохоту, ударившись о пол. Ловушку подстроил, надеясь убить? Но тут же понял, что никакой ловушки не было и в помине, просто открыл дверь в чулан, и с верхней полки на него упала посудина. Иван и сам не любил возиться с посудой, и сунув кастрюлю куда подальше, предпочитал о ней забыть. Посудина оказалась дюралевой жаровней, которая, конечно, могла убить, но только если с размаху, с оттягом, приложив дополнительное усилие сильной руки.
Он постоял, прислушивался: не таится ли в доме живое что? Ни звука, ни признака. Он бегло оглядел чулан. Ничего примечательного. Примечательное, наверное, можно было найти, но это требовало длительного осмотра, с выниманием всех вещей и внимательном их рассматривании. Времени на это у Ивана не было. Он сунул утварь на место. Потянул другую, тугую, дверь. Она подалась. Переступил порог.
Было сумрачно. Окна с улицы со вчерашнего вечера оставались забраны ставнями, завешаны шторами, но рассмотреть убранство кухни, в которую он попал, было все-таки можно. Он сделал еще пару шагов, одновременно принюхиваясь. Запахи. Нет, трупами здесь не пахнет. Да и ничем таким, что намекало бы на потустороннее или даже на рядовой криминал. Не сказать, что пахнет фиалками. Но и не тошнотворно. Нейтральный запах. Как в жилищах одиноких мужчин, не склонных умащивать себя благовониями.
Комнат, как он и предполагал, оказалось три. Но результат их поверхностного осмотра разочаровал бы самого непритязательного сыщика. Комнаты были совершенно пусты. В одну, судя по слою пыли, вообще никогда не заглядывали. И только в той, которую Иван наблюдал вчера, стоял грубый, даже не крашеный, стол, табурет. Крюк... На чем же он спит? В петле, что ли? И табурет один. Никто к нему в гости не ходит? А как же родня из Саратова, в котором у Ивана тоже была родня? Впрочем, и к Ивану родня не ездила.
Где он держит продукты, припасы? Холодильника не было в доме. На чем готовит себе еду? Впрочем, была, кажется, на кухне, на подоконнике ржавая электроплитка. Где он хранит свои шмотки? В чулане, наверное.
Создавалось впечатление, что житейские дела Петруха забросил совсем. Хотя бы диван себе приобрел, чтоб на нем полежать, посмотреть телевизор, побыть собой. Да и телевизора не было. Голые стены. Он отшатнулся: почудилась тень петли на стене.
Вернувшись на кухню, он обнаружил лаз, ведущий в подпол. Откинул крышку, но отверстие лаза столь надежно было забрано паутиной, что стало ясно, многие лета туда никто не то что спускался, но и не заглядывал.
Он дал себе четверть часа на осмотр, чтобы до конца обеда успеть не только самому вернуться в цех, но и вернуть ключи. Взглянул на часы: двенадцать минут уже истекли. Три минуты оставалось на то, чтобы запереть дверь и покинуть подворье.
Перестраховка, конечно. Наставник лежал в той же позе, в коей и был оставлен. Иван сунул ключи в тот карман, из которого их вынул. Петруха не шелохнулся. Будет, наверно, пучить глаза до конца рабочего дня. Зуб? Нет, зуба в отверстом рту не было.
Дверь кладовой была все еще опечатана. Александра перебралась в кабинет бухгалтера. Дела их с Иваном временно прекратились за отсутствием места и времени. Она наотрез отказалась работать в этом помещении, даже если б было оно не опечатано, и написала заявление об увольнении. А Ивану сказала, меж прочим, что в церкви была и свечку ставила, чтобы прислал Бог архангела с мечом и поразил эту нечисть. Иван на мгновенье почувствовал себя этим архангелом. Он почти уже взял это событие на себя.
Менты еще заглянули разок, покивали, покачали головами, недоумевая насчет Слесаря: мол, как он мог сам себя так истерзать? Ясно, по какому пути пойдет следствие. После этого они не показывались. Меж тем апрельское отсутствие трупа интриговало Ивана. Вероятно, он был, но вне предприятия. Выбрав момент, он позвонил из кабинета механика по телефону, записанному давешним ментом на клочке. Внушая себе, что это не он сотрудничает с милицией, а она с ним. И пока там подходили к телефону, соображал, что спросить? Мол, известна ли уже милиции такая фамилия, как Фандюк? Его долго переспрашивали, как это слово пишется, потом сообщили, что нет, на мэ такой фамилии у них нет. Тогда попробуйте поискать на фэ, сказал Иван, и мент уже через минуту выдал: да, был в этом году привод у такого, на фэ, за нервное поведение, однако отпущен в связи с днем космонавтики. Амнистирован и помилован полностью. Но несмотря на такое гуманное к нему отношение, дважды в течение одной недели подавал жалобу на выбитый зуб. Может, еще что есть? Может, свидетелем проходил? Нет, ответил милиционер, такие свидетели нам не нужны. В свидетели мы фандюков не привлекаем, потому что от свидетелей в последнее время отбою нет. Так что привлекаем мы только тех, кто положительно характеризуется по месту работы. А если привлекательные блондинки есть... Значит, зуб менты ему выбили, бросил трубку Иван. Что скрупулезно доказывает следующее... То есть, не доказывает а... В общем, вот почему нет трупа в апреле.
Вечером Иван вновь был у дома Петрухи. Теперь с большей уже осмотрительностью - долго примеривался - перевалил через забор. Не исключено, что этот Петруха заподозрил кой-что. Когда вчера полусветом синим ему лицо освещал. Теперь Иван даже припомнить не мог, открыл или закрыл Петруха глаза в тот момент. Про глаза не мог утверждать со всей достоверностью. Во всяком случае, настаивать том или ином варианте он бы не стал. Но свет был. И мог его потревожить.