Я немного помолчал. Потом сказал:
– Прости. – Мне показалось, что этого недостаточно, и я протянул руку, чтобы погладить ее неподвижную ладонь.
На секунду я почти перестал чувствовать Молли, как будто боль ввергла ее в душевную немоту, такую же, как у «перекованных». Но потом она вздохнула, и я снова ощутил ее присутствие.
– Знаешь, – отважился я сказать, – может быть, сам король не знает, что ему делать? Может, он так же растерян, как и мы?
– Он король! – возразила Молли. – И назван Шрюдом Проницательным, чтобы быть проницательным. Люди говорят, что он держится в тени, чтобы не распускать шнурки кошелька. Зачем ему платить из своего кармана, когда отчаявшиеся торговцы сами наймут охрану? Но хватит об этом. – она жестом показала, что больше не хочет развивать эту тему. – Мы пришли сюда, в спокойное и прохладное место, не для того, чтобы говорить о политике и страхах. Расскажи мне лучше, что ты делал? Пятнистая сука уже принесла щенков?
И мы заговорили о других вещах, о щенках Пеструхи и о том, что не тот жеребец добрался до кобылы, а потом Молли рассказала, как она собирала зеленые шишки для ароматизирования свечей и чернику и как всю следующую неделю она будет занята – делать запасы варенья на зиму и одновременно работать в лавке и изготавливать свечи.
Мы разговаривали, ели и пили и смотрели, как позднее солнце медленно клонится к закату. Я чувствовал, как между нами зарождается что-то хорошее, хрупкое и чудесное. Я воспринимал это как продолжение моего странного шестого чувства и был в восторге оттого, что Молли тоже улавливала это удивительное напряжение между нами и откликалась на него. Я хотел поговорить с ней об этом и спросить, чувствует ли она так же других людей. Но боялся, что, спросив, могу выдать себя, как уже выдал Чейду, или что она проникнется той же брезгливостью к моим способностям, что и Баррич. Так что я разговаривал с ней и улыбался и держал свои мысли при себе.
Я проводил ее домой по тихим улицам и пожелал спокойной ночи у дверей ее магазинчика. Она немного замешкалась, как будто собиралась сказать что-то другое, но потом только бросила на меня вопросительный взгляд и пробормотала:
– Спокойной ночи, Новичок.
Я шел домой под синим-синим небом, пронзенным яркими звездами, мимо часовых, занятых вечной игрой в кости, наверх, к конюшням. Я быстро обошел стойла, но все было тихо и спокойно, даже с новорожденными щенками. Я заметил двух чужих лошадей в одном из загонов, и одна верховая лошадь с женским седлом была в стойле. Какая-то благородная дама приехала в замок с визитом, решил я. Я удивился, что могло привести ее к нам в конце лета, и ее лошади мне понравились. Потом я покинул конюшни и отправился в замок.
По привычке я прошел через кухню. Повариха была знакома с аппетитами конюшенных мальчиков и солдат и знала, что обычные обеды и ужины нас не насыщают. Особенно в последнее время я был голоден всегда, а мастерица Хести недавно заявила, что, если я не перестану так быстро расти, мне придется заворачиваться в кору, как дикарю, потому что она понятия не имеет, как сделать так, чтобы одежда была мне впору. Я мечтал о большой глиняной миске, которую повариха всегда держала полной мягких сухарей, прикрытых тканью, и о круге особенно острого сыра, и о том, как все это прекрасно пойдет под кружечку эля. Наконец я вошел в кухню. За столом сидела женщина. Она ела яблоко и сыр, но при виде меня вскочила, прижав руку к сердцу, как будто ей явился Рябой собственной персоной. Я остановился.
– Я не хотел испугать вас, леди. Я просто был голоден и пришел взять немного еды. Вас не обеспокоит, если я останусь?
Леди медленно опустилась обратно на стул. Я про себя удивился, что делает дама ее ранга одна в кухне среди ночи, поскольку ее высокое происхождение нельзя было скрыть простым кремовым платьем, которое на ней было, и усталостью, исказившей ее лицо. Это, без сомнения, была хозяйка верховой лошади в стойле, а не служанка какой-нибудь леди. Если она проснулась ночью от голода, почему она просто не попросила слугу принести ей чего-нибудь?
Леди отняла руку от груди и прижала пальцы к губам, словно для того, чтобы успокоить прерывистое дыхание. Когда она заговорила, голос ее был почти музыкальным:
– Я не стала бы мешать тебе есть. Я просто немного испугалась. Ты… вошел так внезапно.
– Благодарю вас, леди.
Я прошел по большой кухне от бочки с элем к сыру и хлебу, но, куда бы я ни двинулся, ее взгляд преследовал меня. Еда лежала, забытая на столе. Я повернулся, налив себе кружку пива, и увидел, что леди широко открытыми глазами смотрит на меня. Встретившись со мной взглядом, она мгновенно опустила голову. Губы ее шевелились, но она ничего не сказала.