Я еще дважды видел ту странную леди, прежде чем узнал, кем она была. Второй раз я встретил ее следующей ночью и примерно в то же время. Молли была занята – варила варенье, и я отправился с Керри и Дирком слушать бродячих музыкантов в таверне. Возможно, я выпил на одну или две кружки эля больше, чем следовало. Меня не тошнило, и голова не кружилась, но я старался идти осторожно, потому что уже споткнулся о рытвину на темной дороге.
Рядом с пыльным кухонным двором с его булыжником и тележными сараями было небольшое огороженное пространство. Его обычно называли Женским садом. Не потому, что это исключительно женская территория, а просто потому, что женщины знали и любили его. В маленьком саду было красиво. Среди цветущих кустов и фруктовых деревьев, увитых лианами, было разбито множество низких цветочных клумб. По саду были проложены красивые дорожки, покрытые зеленым камнем. Я знал, что в таком состоянии, как мое, нельзя идти прямо в постель. Если бы я лег, кровать начала бы кружиться и раскачиваться и в течение часа меня бы тошнило. Это был приятный вечер, и мне не хотелось так заканчивать его. Поэтому, вместо того чтобы идти в свою комнату, я отправился в Женский сад.
В одном углу сада, между прогретой солнцем стеной и маленьким прудиком, росло семь видов чабреца. От их аромата в солнечный день могла бы закружиться голова, но тогда, на грани вечера и ночи, смешанный запах оказал на мою голову благотворное воздействие. Я ополоснул лицо в маленьком пруду и прислонился спиной к каменной стене, которая все еще отдавала ночи солнечное тепло. Лягушки приветствовали друг друга. Я опустил глаза и наблюдал за спокойной поверхностью пруда, чтобы избежать головокружения.
Шаги. Потом женский голос резко произнес:
– Ты пил?
– Маловато, – ответил я приветливо, думая, что это Тилли, помощница садовника. – Маловато было времени или денег, – добавил я шутливо.
– Вероятно, ты научился этому от Баррича. Этот человек пьяница и развратник. И эти пороки он поощряет и в тебе. Он всегда опускает до своего уровня тех, кто рядом с ним.
Горечь в голосе женщины заставила меня поднять глаза. Я прищурился, чтобы разглядеть ее лицо в сгущающихся сумерках. Это была леди, которую я встретил на кухне прошлым вечером. Она стояла на дорожке в простой одежде, и можно было принять ее за обыкновенную девчонку. Она была стройная, не такая высокая, как я, хотя я не так уж и вымахал для своих четырнадцати лет. Но лицо ее было лицом женщины, а сейчас губы были сжаты в прямую линию и нахмуренные брови над карими глазами повторяли эту линию. Волосы у нее были темными и вьющимися, и, хотя она явно пыталась уложить их, несколько колечек выбились из прически и упали на лоб и шею.
Не то чтобы я чувствовал себя обязанным защищать Баррича, просто мое состояние не имело к нему никакого отношения. Так что я ответил что-то вроде того, что он, мол, в другом городе, на расстоянии нескольких миль отсюда, и вряд ли может отвечать за то, что попадает мне в рот.
Леди подошла на несколько шагов ближе.
– Но он же никогда не учил тебя ничему другому, верно? Он ведь никогда не советовал тебе не пить?
В южных странах есть поговорка: «Истина в вине». Наверное, немного истины есть и в эле. Во всяком случае, в эту ночь какую-то часть истины я высказал.
– На самом деле, моя леди, он был бы крайне недоволен мною сейчас. Первым делом он бы выбранил меня за то, что я не встаю, когда ко мне обращается леди. – тут я поднялся. – А потом он бы стал читать мне длинную нотацию о том, как должен вести себя человек, в котором течет кровь принца, пусть даже у него нет никакого титула. – Я попытался поклониться и, когда мне это удалось, совершил еще больший подвиг, взмахнув рукой и выпрямившись. – Так что добрый вам вечер, прекрасная Леди Сада. Желаю вам приятной ночи и избавляю вас от присутствия моей неотесанной персоны.
Я уже достаточно отошел к арке в стене, когда она окликнула меня:
– Подожди.
Но мой желудок издал тихое протестующее ворчание, и я сделал вид, что не расслышал. Она не пошла за мной, но я чувствовал, что леди не спускает с меня глаз, и поэтому старался держать голову высоко и идти твердо, пока не вышел из кухонного двора. Я с трудом дотащился до конюшни, где меня вырвало в навозную кучу, после чего заснул в чистом пустом стойле, поскольку ступеньки к комнатам Баррича оказались слишком крутыми.
Но юности свойственно поразительно быстро приходить в себя, особенно когда чувствуется опасность. На следующий день я встал на рассвете, поскольку знал, что Баррич должен вернуться после полудня. Я вымылся в конюшнях и решил, что рубаху, которую носил последние три дня, следует заменить. Я совершенно уверился в этом, когда в коридоре ко мне снова обратилась та же леди. Она оглядела меня сверху донизу и, прежде чем я успел заговорить, сказала: