Обычно для того, чтобы получить значок федерала, нужно было достичь хотя бы двадцати трех лет, но Шеви оказалась участницей экспериментальной программы по борьбе с терроризмом методом внедрения информаторов в старшие классы школы. Тщательно отобранная группа подростков провела целый семестр в Академии ФБР в Куантико, а затем их распределили под прикрытием в разные школы, куда ходили подозреваемые в террористической деятельности подростки. Исключительно в качестве наблюдателей: никаких проникновений, никаких стычек. Шеви провела полгода в Лос-Анжелесе, наблюдая за одной иранской семьей, которую федералы подозревали в намерении организовать подрывную ячейку в Калифорнии. Задание окончилось публичным провалом возле Лос-Анджелесского театра, где Шеви воспользовалась своими боевым навыками для обезвреживания вооруженного пьяного подростка, который угрожал ее иранцам. Случилось так, что подросток в процессе обезвреживания получил ранение, и в довершение всех бед это фиаско было заснято кем-то из свидетелей на мобильный телефон. В итоге программу поспешно свернули, а Шеви отправили в Лондон в качестве сторожа при дурацкой железяке, лишь бы сенатский комитет не пронюхал, что задействованный в операции агент был несовершеннолетним.
Как обычно, Шеви отвела полчаса на разминку, потом полчаса на силовые упражнения, потом побоксировала перед зеркалом, пока ее тренировочные штаны и куртка не потемнели от пота. Она была в отличной форме, вполне достаточной, чтобы войти в первые десять процентов офицеров сил правопорядка по всему миру. А выстрелом она легко могла бы сбить яблоко с дерева хоть с сотни шагов.
«Выгляжу ли я на семнадцать?»
На взгляд Шеви, сейчас она выглядела примерно так же, как и в шестнадцать. При росте в пять футов шесть дюймов она была, пожалуй, чуть мелковата для агента ФБР, но зато легкой и быстрой, с тонкими чертами лица и блестящими черными, как у индейца, волосами.
«Я справлюсь с этим заданием, – подумала она. – От Шеврон Савано им так легко не избавиться. Есть в жизни вещи похуже, чем скука».
И это была ее последняя обыденная мысль на очень долгое время.
Райли никак не мог понять, что же с ним произошло. Если бы под рукой у него была Библия, он даже не смог бы с чистым сердцем поклясться на ней, жив он или мертв. Сознание превратилось в мешанину из страха и смятения, а сила духа, которая помогала ему выдержать столько страшных лет под опекой Гаррика, начисто испарилась.
Мысли и чувства сплетались, как потоки грязной воды в Темзе, и страшно мучила тошнота – только не в желудке, а как будто в голове.
«Может, я в преисподней?» – подумал он.
Он попытался шевельнуть рукой, но у него ничего не получилось. А может, получилось, только он не смог этого увидеть.
Откуда-то он знал, что далеко впереди появился свет – яркий, как от уличного фонаря. Хотя Райли не мог его видеть и даже не мог сориентироваться, где это – «впереди», он не сомневался, что свет существует на самом деле.
«Я прибываю», – осознал он.
Шеви стояла перед зеркалом и смотрела, как ее отражение раздваивается. На какое-то мгновение она решила, что окончательно сходит с ума, но потом сообразила: это просто зеркало треснуло, от пола до потолка.
«Плохая примета, – подумала она. – Кому-то не повезет. Наверное, мне».
По стенам побежали новые трещины, извилистые и зазубренные, как молнии, раскалывая комнату на части.
Что это, землетрясение? Разве в Лондоне они бывают?
Зеркало звонко треснуло, потом еще раз, потом принялось лопаться на тысячи осколков с треском автоматной очереди. Вырвавшись за пределы зеркала, трещины побежали по стенам. Шеви опомнилась только тогда, когда лакированные доски пола под ее кроссовками разошлись, вздыбились и начали осыпаться градом щепок в разверзшийся в полу пролом.
– Что за черт?.. – взвизгнула она, кидаясь к двери запасного выхода.
Потолочные светильники припадочно замигали, а потом разом взорвались, осыпав Шеви дождем осколков и искр. Через окно она успела заметить, как лопаются и гаснут уличные фонари вдоль всей Бэйли-стрит и вокруг самой площади. Темнота волной катилась в сторону Ковент-Гардена и Сохо, словно какое-то чудовищное порождение ночи пожирало один за другим любые источники света.
Что случилось с напряжением? Оранж наверняка знает.
Но сейчас Оранжа на месте не было. Это было ее дежурство.
Пуленепробиваемое стекло в окне, выходившем на фасад, тоже разошлось трещинами, впустив внутрь звуки внешнего мира: скрежет и лязг сталкивающихся на Тоттенхэм-Корт-Роуд машин и панические крики людей под покровом внезапно нахлынувшего густого лондонского сумрака.