Майлз кое-как протолкнул своего подопечного через переходной туннель, но когда невесомость сменилась искусственной гравитацией, он понял, что дальше придется куда труднее — наемник оказался тяжеловат. Рискуя переломать собственные кости, Майлз подсел под него, чтобы взять на плечо, но через несколько шагов оставил эту затею и перехватил пилота под мышки. Злосчастный пленник опять забился в конвульсиях. Оставив его на полу, Майлз бросился в лазарет за антигравитационными носилками, сквозь слезы бессилия и отчаяния проклиная весь мир.
На то, чтобы добраться до лазарета, разыскать Ботари и отправить его за врачом, ушло слишком много времени. Когда Майлз вернулся в шлюзовую камеру с носилками, раненый уже не дышал. Его лицо обрело ту же восковую бледность, что и руки, а губы посинели.
Запекшийся кровавый ручеек на щеке стал похож на черточку, оставленную красным мелом.
Майлз никогда не думал, что он такой неловкий — пальцы не слушались его. И все же спустя несколько минут он сумел погрузить тело — ему никак не хватало духу признаться себе, что это только тело — на носилки и доставить в палату. Когда появился Ботари, Майлз уже положил наемника на перевязочный стол.
— Что с ним, сержант? — тревожно спросил он.
Ботари подошел поближе.
— Мертв, — жестко бросил он и отвернулся.
— Нет! — крикнул Майлз. — Он только что дышал. Его можно оживить. Есть стимуляторы, можно применить массаж сердца, криостаз… Вы нашли врача?
— Да. Но ей тоже досталось, и мне не под силу вывести ее из комы.
Майлз метнулся к шкафу с лекарствами. Но здесь царил невероятный беспорядок — даже наклейки на тюбиках и пузырьках не соответствовали их содержимому.
— Все это без толку, милорд, — бесстрастно обронил Ботари. — Здесь мог бы помочь только хирург. Кровоизлияние в мозг.
Майлз застыл, словно пригвожденный к месту. Он наконец понял, что случилось с пилотом. Тонкие, но прочные проволочки, вживленные в мозг, оборвались, повредив оболочку жизненно важных артерий — и началось кровотечение. С каждым ударом сердца раненый терял драгоценные граммы крови, и она, свертываясь, закупоривала сосуды…
Майлз вбежал в соседнюю палату. Здесь должна быть криогенная камера. Если не начать консервацию тела немедленно, гибельные процессы в мозговых тканях будут необратимы. Но как подготовить приборы и самого раненого к криогенному замораживанию, Майлз и понятия не имел. Это все — потом. Главное — камера.
А вот и она. Небольшое продолговатое устройство из блестящего металла, напоминающее глубоководный батискаф, смонтированное на антигравитационной платформе. Майлз чуть не заплакал. Блок питания вынут, индикатор наполнения газовых баллонов на нуле, а контрольный компьютер разворочен, словно диковинное животное, грубо препарированное на анатомическом столе…
Ботари стоял рядом по стойке «вольно», ожидая распоряжений. Чувствуя, что вряд ли дождется их, он решил напомнить о себе:
— Я могу быть полезен, милорд? Если нет, мне бы хотелось лично обыскать пленных, — и сержант бросил взгляд на труп.
— Х-хорошо… Нет, погодите, — обходя стол на почтительном расстоянии, Майлз вновь наткнулся взглядом на зияющую рану в виске пилота. — Что вы сделали с имплантантом?
Ботари посмотрел на него с некоторым удивлением, затем, пошарив в кармане, сообщил:
— Он у меня, милорд.
Сержант достал раздавленного серебристого паучка и положил Майлзу на ладонь. Он весил не более пуговицы, этот блестящий кружочек, под оболочкой которого скрывались сотни сложнейших микросхем.
Поймав затравленный взгляд юноши, Ботари нахмурился.
— Одна жертва для подобной операции, милорд, — совсем неплохо, — заметил он. — Ценой единственной жизни спасены многие, и не только с нашей стороны.
— Да, да, — с горечью бросил Майлз. — Надо это запомнить. Так и скажу отцу, когда он спросит, почему наш пленник умер под пыткой.
На сей раз Ботари не нашелся, что ответить, но то была лишь секундная заминка. Очень скоро к сержанту вернулась обычная уверенность в собственной правоте, и он как ни в чем не бывало повторил свое предложение — обыскать пленных. Усталым кивком Майлз позволил ему удалиться.