— Ну, я перед тобой типа тоже в долгу, — слегка смутился Виктор. — Так что считай, что мы квиты. И давай по делу. Типа, чем обязан?
— Чего?
Хотя Вася за прошедшее время и выучил слово «синонимы», тормозил он порой по-старому.
— Ну, пришел зачем?
— А-а-а…
Тут бригадир городской ОПГ замялся и спрятал глаза.
«Чего это он? — подумал Виктор. — Никак и правда заказ на меня пришел выполнять, да совесть мучает».
Вася, однако, совестью мучился недолго. Сунув руку за пазуху пальто, он вытащил оттуда пять пачек зеленых американских денег, перетянутых шпагатом, и положил их перед Виктором.
— Спасибо, — кивнул Виктор. — Как я понимаю, это мне.
— Угу, — промычал Вася, сосредоточенно рассматривая бледный кактус на подоконнике.
— Интересно только за что?
— За магазин, — буркнул Вася. — Покупаю я его у тебя.
— Понятно, — снова кивнул Виктор. — Без меня меня женили. А если я не согласен?
Вася вздохнул, страдая глубоко и неподдельно.
— А если ты не согласен, то мне придется его сжечь, — выдавил он из себя.
— Ясно, — медленно произнес Виктор. — Это к тому, что бригадир — это бригадир, а не противоположное понятие…
— Да что ты, в натуре, жилы тянешь!!!.. — взвился Вася, наливаясь красным, словно перезрелый помидор. — Типа не знаешь, что и надо мной люди есть! Ну не продашь ты мне магазин, ну не сожгу я его, как велено было, ну грохнут меня московские! Легче тебе от этого будет?
— Московские? — уточнил Виктор. — Так я и думал, что ноги растут именно оттуда.
Вася шумно выдохнул и грохнул пудовым кулачищем по столу, отчего связка долларовых пачек подпрыгнула на полметра.
— Твою мать, опять проговорился! А хотя… Какая теперь разница…
— Действительно, никакой, — задумчиво отозвался Виктор. — Сколько здесь?
— Чего?
— Денег здесь сколько?
— А-а-а… Полтинник здесь.
— Понял, — кивнул Виктор.
«Ехать-то по-любому придется, — пришла безразличная, никакая мысль. — По-любому… Да и черт с ним, где наша не пропадала? В армии не загнулся, глядишь, и здесь обойдется. Подумаешь, на год больше…»
А вот другую мысль, которая зашебуршалась в голове, Виктор думать себе запретил и постарался загнать ее, вот-вот готовую всплыть, подальше. Насчет того, что кроме магазина есть у него еще одно слабое место. Которое только тронь — и полетит он, Витя, не пикнув, белым лебедем хоть в Японию, хоть в одних трусах на Крайний Север. Или же — как вариант — полетит, но не в Японию. А в тот клуб московский, на визитке обозначенный. И будет в том клубе глобальное и жестокое массовое убийство и правых, и виноватых.
Ибо было оно как-то, затронули то слабое место — сестру Гальку — некие восточные люди, бывшие Викторовы работодатели. И отошли в лучший мир, отпетые неземным голосом, звучащим в голове у Виктора в те мгновения, когда он совершал эти самые массовые убийства…
Виктор тряхнул головой, отгоняя жуткие воспоминания. Уж лучше первый вариант. Тем более что лететь придется не в трусах, и уж совсем не на Север, а скорее наоборот.
— Это самое… Вась, не в службу, а в дружбу, — сказал он. — Я тебе адресок дам, ты по тому адресу раз в месяц переводом баксов по двести-триста отсылай, ладно? А то хрен его знает, как там в Японии с переводами.
Глаза главаря ОПГ стали круглыми, как у совы.
— В какой Японии? Ты че, в Японию собрался?!
— Ага, — просто ответил Виктор.
— Ну, круто! — выдохнул Вася. — То-то ты за тот меч так трясся. А чо это ты прогнал насчет переводов каждый месяц? Ты чего туда, на ПМЖ?
И сам рассмеялся собственной шутке.
— На три года, Вась.
Вася смеяться перестал и уставился на Виктора, словно увидел его впервые.
— В монастырь, что ль? — спросил настороженно.
— Не совсем, — вздохнул Виктор. — Хотя хрен его знает. Может, и в монастырь.
— Ты смотри, с этим поответственнее, — сказал главарь организованной преступной группировки, ерзая на неудобном стуле. — А то знал я одного. Он в Тибете в монастыре ровно пять лет отсидел, прикинь? И оттуда как звонком откинулся, день в день. Так, по мне, лучше б он у нас на зоне пятерик отмотал.
— Что так?
— Да башню у мужика сорвало напрочь. Хвостик на макушке отрастил, а остальное бреет. И рис постоянно жрёт. А когда не жрёт, сидит на месте истуканом — только хвостик на лысине кверху торчит — и без дури, и даже без музыки прётся незнамо с чего. А как переться закончит, обратно рис тóчит. И вот так по кругу. Или рис в себя пихает, или тащится…