Вечером того дня мы сидели под звездами и представляли, что именно сейчас эти четверо едят в корчме Кранненхерста.
— Гуся, поди, харчат, — причмокивал конопатый простолюдин, носящий имя Орвен. — С яблоками. Со шкварками. И еще с подливкой.
— Никакого полета фантазии, — подал голос кто-то с дальнего конца площади. — Дальше гуся и пива она не простирается.
— Точно, — огорчился Орвен. — Про пиво-то я и забыл!
— А я бы кабана заказал, — мечтательно произнес Фрай. — У батюшки в замке очень хорошо кабана готовили — со специями из Семи Халифатов и с медом. Ох, он и вкусен был! Корочка хрустящая, мясо сочное… И с терпким ватианским вином его, стало быть. Они очень хорошо сочетаются — кабанятина и старое ватианское.
— Думаю, что такими темпами мы вскорости до каннибализма дойдем, — заметила Миралинда. — Мне это не очень нравится.
— Само собой, ты из нас самая пухленькая, — одновременно сказало несколько человек, и это вызвало дружный смех.
Точнее, вторая часть предложения прозвучала у каждого по-своему — кто-то сказал: «Аппетитная», кто-то: «Упитанная», а невоспитанная Кассандра и вовсе употребила слово «жирная», но смысл был именно таков.
Кассандра эта была вообще девицей очень и очень странной, если не сказать — дикой. Вечно какая-то растрепанная, острая на язык и очень непосредственная в поступках. Она мне приятно напоминала моих знакомиц по кварталу Шестнадцати висельников.
Но, в отличие от них, у этой девушки были еще и принципы. Когда дважды в день, утром и вечером, высокий и худой как скелет обитатель замка (собственно, мы из местных жителей только двоих и видели за все это время — придурковатого Тюбу и этого дядьку) выносил корыто с кусками хлеба, то только три человека не бросались к нему и не выстраивались в очередь за вожделенной едой — она, Аллан и еще одна девушка по имени Гелла. И у Кассандры на губах всегда была чуть презрительная улыбка, когда она смотрела на то, как ее будущие однокашники спешат получить свою порцию.
Кстати, с ней все было понятно, Кассандра получала удовольствие от того, что дети знати теперь живут так, как всю жизнь жила она. С Алланом тоже вопросов не возникало, он вообще отличался от нас всех (Миралинда, которая все и про всех знала, по секрету шепнула мне, что, оказывается, его отец — родной брат короля, а он, Аллан — вообще первый сын в роду. По сути, он гипотетический наследник престола, так что графский титул, про который он всем говорит, — это так, для отвода глаз). Но вот почему к еде не бросалась Гелла, я так и не мог понять. Может, просто забывала?
Она вообще была не от мира сего — из вещей при ней находились только маленькая сумка с одеждой и мандолина. Я бы мог предположить, что она из мелкопоместных дворян, но, глядя на скакуна, которого повел в конюшню Тюба, присвистнул с завистью даже Аллан, а серьги и колье, которые были на ней надеты, так блестели под лучами солнца, что даже идиоту становилось ясно — эти камушки настоящие.
Но кто она, откуда — мы не знали. Она только имя нам назвала, и все.
Впрочем, она тут не одна была такая молчальница. У дальней стены группкой сидели шестеро ребят из Центральных королевств. У них там вообще народ спесивый проживает, а если спесь еще помножена на сословные предрассудки, так вообще ужас что такое. Общались они только друг с другом или, по необходимости, с кем-то из тех, чей титул не оспаривался, вроде Аллана. Я, к слову, им как собеседник не подходил — рылом не вышел. Простолюдинов же они и вовсе игнорировали.
А тем и печали не было, они тоже в большинстве своем не стремились попасть к нам в друзья. Кроме общительного Орвена, да еще хохотушки Та-тианны (вот такое имя. А что вы хотели — в предгорьях Карда и не так детей называют), на постоянный контакт никто больше не шел.
Но и вражды в открытом виде не было. То есть с криками и хватанием за оружие, а вооружены тут были почти все, включая девушек. Хотя вынужденное безделье, жажда деятельности, присущая всем молодым, и сословная пропасть потихоньку делали свое дело.
От того, чтобы взять друг друга за грудки, нас, видимо, останавливало то, что все мы сейчас находимся в одной лодке, то есть попали в одинаковую ситуацию, и всем одинаково неясно, как жить дальше. Лето почти кончилось, по ночам мы дрожали от холода, костер Тюба разжигать не давал, и все это было уже совсем не смешно. Осень в этих местах короткая — листва облетает за пару недель, а в конце октября, бывает, вьюжит так, что света белого не видно. Голод — это не страшно, его можно пережить, по крайней мере, я не страдал от недоедания совершенно. Но вот холод…