Основной исход случился на третий день после того, как Ворон свел с нами знакомство. Люди просто сломались. Они выдержали голод, они выдержали кошмары первого дня, но не выдержали мысли о том, что подобная жизнь станет для нас привычной средой обитания. И ушли, один за другим — четыре благородных и один простолюдин. Последний на прощание отменно метко засадил камнем в окно замка, в то, за которым был кабинет Ворона. Странно, что он покинул нас, — выходцы с низов вообще куда быстрее и проще адаптировались к местным реалиям, я даже слышал, как один сказал другому:
— После работы на ферме здесь просто малина земляничная какая-то!
И я с ним согласился. По сравнению с кварталом Шестнадцати висельников у меня тоже именно она. Живу под крышей, сплю на кровати и в большинстве случаев три раза в день ем — чего еще для счастья надо? И профессию помаленьку изучаю.
С питанием все устаканилось — мы заключили что-то вроде договора с простолюдинами, по которому каждая из сторон готовила через день, но на всех. Они, правда, ворчали, что у нас еда выходит сильно так себе — то пригоревшая, то недосоленная, но ели, поскольку выбора особого не было. Да и наловчились наши девушки готовить, помаленьку-полегоньку. Не все, разумеется, — были и те, кто сразу заявил, что сковородами бренчать и овощи чистить — это не их. Как по мне, я бы их недельку-другую на хлебе и воде подержал еще, как в самом начале, чтобы поумнели, да и все, после этого они как миленькие и готовили бы, и посуду мыли. Но Аллан решил по-другому, а его решения я не оспаривал, признав за ним право быть лидером. Да и не я один — даже Гарольд со своими друзьями в результате согласился с тем, чтобы именно Аллан представлял наши интересы в тех случаях, когда конфликт был слишком острым.
А таких случаев было два, и в обоих погибли благородные.
Спустя две недели от начала учебы Мартин зарезал в коридоре Мамонтенка, причем имея на это все основания. Хотя в случае Мамонтенка был удивителен сам факт, что он вообще до своих лет дожил. Вообще, глядя на него, я даже задумывался о том, что имя во многом определяет характер человека. Вот тут — имя странное, и носитель у него придурковатый. Только полный идиот может, столкнувшись в темном и узком коридоре с тремя простолюдинами, потребовать у них пропустить его вперед, да еще и отвесив поклоны.
Что примечательно — Мартин убил его не сразу, он предложил глупому Мамонтенку заткнуться и идти себе подобру-поздорову ко всем раджам (уж не знаю, что это за существа такие). Но тот за ум не взялся, начал нести какую-то чушь и хвататься за оружие, что и привело к закономерному концу. Мартин вспорол ему брюхо как рыбе и был при этом в своем праве, о чем с достоинством и сообщил Ворону через полчаса. А после его люди даже замыли кровь этого дурачка в коридоре: мол, сами напачкали, сами убрали.
Сожалений о кончине дурачка Мамонтенка никто не испытал — так себе был человечишка. Да и папаша его, герцог Вексельберг, был не лучше, слышал я о нем. Редкостный идиот и самодур, категоричный в суждениях и скорый на расправу, по этой причине на него с завидной периодичностью устраивали покушения. Пока успеха не добились, но, как по мне, это был только вопрос времени.
Хотя кое-кто из наших все-таки попенял Аллану на чрезмерную мягкость в разбирательстве по этому убийству. Ну да, Мамонтенок был идиот, каких поискать, но он был один из нас, он был благородный. Кровь за кровь — таков закон. Аллан же на это сказал, что с нас за Кассандру в тот раз тоже не спросили, а там ситуация была куда более небесспорная.
А вот вторая потеря оказалась куда печальнее — в колодце утонула тихоня и скромница Труди.
Ее нашли утром, когда набирали воду. Уж не знаю, с какой целью Аманда заглянула внутрь, но она это сделала и сразу заметила, что в воде есть что-то, чему там не место. Это и оказалась Труди, мертвая и посиневшая.
Простолюдины сразу сообщили, что они здесь ни при чем, приводя как аргумент тот факт, что именно с Труди ни у кого никогда конфликтов не было. И это правда — более спокойного и миролюбивого человека еще поискать.
Ворон выслушал и Аллана, который ни на чем не настаивал и никого не обвинял, и Мартина, который махал руками и орал: «Она-то нам на кой? Того, наглого, я порешил, было такое, а эту-то зачем?» — и развел руками, как бы говоря: ну, раз так, значит, так.
И снова я поддержал Аллана, хотя кое-кто теперь уже в открытую поговаривал о том, что из-за его чрезмерной гуманности чернь скоро нас совсем ни в грош ставить не будет. Но, как по мне, Аллан был прав — смысл кого-то обвинять в том, что мы не можем доказать?