В конце прошлого века особой популярностью у пчеловодов мира пользовались итальянские пчелы. Их выписывали и разводили во многих странах Европы и Америки. Кое-кто имел их и в России. Итальянки считались тогда лучшей породой, своеобразным эталоном. Любое сходство с ними, особенно по окраске — желтизне, считалось высоким достоинством пчелы. Еще в ноябре 1871 г., выступая на заседании Вольного экономического общества с докладом «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», А. М. Бутлеров имел все основания заявить: «...мы не знаем, какие породы пчел существуют у нас, а что у нас есть различные породы пчел — это несомненно...». И далее: «...за ввозом к нам итальянок дело не станет, но, может быть, без итальянских пчел мы найдем хорошую породу». «Если всмотреться в дело ближе, разобрать вопрос несколько тоньше, — утверждал он, — то мы найдем и у себя несколько пород».
Основанием для такого смелого, для многих весьма неожиданного оптимистического предположения Бутлерову несомненно служило чрезвычайное разнообразие климата и растительности России, раскинувшейся на громаднейшей территории, и особенно контрасты юга и севера страны. Пчелы северных лесных районов, хорошо приспособленные к суровым климатическим условиям, вряд ли смогли бы с таким же успехом переносить зной и жару юга, а южные пчелы, изнеженные теплом, наоборот, — длительные холода центральной России и Сибири. Именно природно-климатические факторы определяли особенности известных в ту пору образованным пчеловодам пород пчел — египетской, кипрской, итальянской, европейской темной, о которых охотно и много писали тогда зарубежные зоологи и пчеловоды.
Для отечественного пчеловодства вряд ли можно переоценить важность проблемы, поставленной академиком А. М. Бутлеровым. И ее надо было решать всем. Петербургскому сельскохозяйственному музею, где хранились небольшие коллекции по пчеловодству, Бутлеров настойчиво рекомендовал обратиться к пчеловодам различных мест России и попросить их присылать в музей образцы пчел, которые у них водились. Это сразу бы открыло возможность познакомиться с пчелами, распространенными у нас в стране.
На местах многое могли сделать и сами пчеловоды, и зоологи, и натуралисты, и сельскохозяйственные общества, которых в это время было уже немало. С ними постепенно входило в контакт Вольное экономическое общество, систематически публиковавшее в своих «Трудах» статьи ученых и пчеловодов-практиков. А тут вот на Кавказе самому удалось открыть новую пчелу.
Кавказская пчела была совершенно непохожа на пчел темных лесных, широко распространенных в средней полосе России (их держал и Бутлеров у себя в Казанской губернии). Но она отличалась и от итальянских, которых он также разводил.
На пасеках зарубежных пчеловодов Александр Михайлович видел пчел кипрских, различных помесных. И все-таки кавказянка была иной. Заметны были особенности в окраске маток и трутней: матки — желтые, с черным кончиком брюшка, а на боках брюшка трутней крупные желтые пятна.
Но встречались пчелы, неоднородные по окраске, особенно в Закавказье. Окраска варьировала в немалых пределах, хотя у всех этих пчел стойко сохранялась желтизна, характерная для итальянок и почти для всех пчел южной Европы, общее родство которых как желтой породы усматривал Бутлеров. Кстати, переходные формы наблюдались и у пчел итальянских, что указывало на влияние пчел другой расы. Ведь природа пчел такова, что почти невозможно провести пограничную черту, отделяющую одну породу от другой.
Александр Михайлович не мог не заметить своеобразия пчел, населяющих Кавказ, которое проявлялось и в окраске, и в поведении, и в размножении. Ученого буквально потрясло и привело в восторг миролюбие этих пчел, их «замечательная, необычайная незлобивость» даже в таких обстоятельствах, в которых другие пчелы обычно сильно раздражаются. Он видел, как пчеловоды, работая на пасеках, совершенно не употребляли дыма. Они смело переворачивали сапетки вверх дном, чтобы посмотреть гнезда в любое время суток — и днем, и на закате солнца, когда северные пчелы бывают очень злы. Пчел сгоняли с сота, разгребая руками, дули на них, а они не раздражались, словно у этих кротких южанок совсем не было жала.
Александр Михайлович и сам не раз испытывал «терпение» пчел. На одной пасеке, где сапетки стояли вплотную друг к другу, образуя четырехугольник, он вошел внутрь, наклонился к леткам, нарочно мешая пчелам, но ни одна из них и не «подумала» его ужалить.
Во время роения Бутлеров подходил к улью, пробираясь сквозь «пчелиное облако», махал фуражкой, стараясь озлобить пчел, с обнаженной головой стоял под деревом, с которого как дождь сыпались на него пчелы привившегося роя, стряхиваемые хозяином в роевню. Но ни одна его не ужалила.