● Нажираться будешь, как обычно, или успеем поговорить? - сказал Борода. - Ну, перед костерком...
● О чем, - сказал Лорченкаев, потянувшись к кувшину еще (дует как в колодец, уважительно подумал Иван), но разочарованно схвативший пустоту, потому что кувшин исчез.
Борода вместо ответа молча смотрел на философа. Наконец, заговорил:
● После Второй Мировой войны во французской тюрьме Клерво ждали своей казни двое осужденных Республикой коллаборационистов, Пьер-Антуан Кусто, старший брат знаменитого океанографа, кстати, и выдающийся писатель Люсьен Рёбате. В ожидании смерти, а после и пожизненного тюремного заключения, которым их помиловали, эти двое написали кни...
● … - поднял руку со скучающим видом Лорченкаев, но Борода не позволил себя перебить.
● Книгу, которую назвали «Диалог «побежденных», потому что вовсе не считали себя побежденными, - сказал Борода.
● Да знаю, сам же и переводи... - сказал Лорченкаев, но вот его Борода перебил.
● Знаю, что переводил и позволю себе напомнить. В главе четвертой этой блестящей, умной, несправедливой, но такой гениальной книги, двое язвительных французов, с которыми я делил каме...
● Да с кем ты её только не делил, - сказал Лорченкаев и вдруг рявкнул — Вино верни! Верни вино, придурок, совсем заигрался!
Борода примиряюще поднял руку. Вино появилось. Лорченкаев налил и выпил, но видно было, что пьет он уже не ради удовольствия, а чтобы перебить вкус чего-то неприятного. Руки у философа дрожали.
● … на здоровье, - сказал с издевательской улыбкой Борода.
● В четвертой главе этой замечательной книги, - продолжил он, - Рёбате и Кусто-старший рассуждают о политическом убийстве, классифицируя его на массовые и индивидуальные, приходят к выводу...
● … - молча пил Лорченкаев.
● … что индивидуальное политическое убийство, осуществленное точечно, намного более гуманно и милосердно коллективной бойни, которые так любят устраивать гуманисты, - продолжил Борода, с отвращением подчеркнув слово «гуманисты» голосом.
● Это, кстати, перекликается с мнением Маккиавелли, - напомнил он, - да и с общепринятой еще в Византией, и позже принятой османами, формулой, которая гласит, что лу...
● … - начал протестующе поднимать Лорченкаев руку, но Борода явно выходил из себя.
● … Что лучше убить парочку невинных братьев и детей, чем дать стране упасть в бездну, в которой пропадут десятки миллионов! - заорал он, вскочив, и уперев кулаки в стол.
● Доволен?! - заорал он.
● Ну и посмотри, посмотри blead, на свое толстовство, - орал он, на, почему-то Лорченкаева.
● Страна кровью умывается! Свои дети в расход пошли! Реки... реки крови! - орал он.
● И ведь было же, было уже все! - орал он.
● Ничему жизнь не учит?! Унтерменши blead! Прав был Адди! Чтоб вас! Кретины! Смотри, смотри на дело рук своих, - орал он.
● Одно маленькое, небольшое зло, и взамен — кучи, тонны, мириады blead тонн добра! - кричал он в ярости на Лорченкаева.
● Переделать все немедленно! - кричал Борода.
● Одно... - орал он.
● Одно дело... - орал он.
● Одно дело делаем! - орал он, набирая перед каждым словом воздух.
● Да мы... Да... Как Бим и Бом! Как лед и пламя! Да мы же... - орал он.
● Да мы братья, братья с тобой, слышишь ты, манихей sratii! Так и религия твоя учит... - кричал он.
● Ведь я blead та сила что вечно желает зла творя доб... - захлебывался он криком.
● Мы братья! - орал он.
Лорченкаев отставил кувшин на стол.
Встал, и сказал, согнав улыбку с лица, отчего облик его странно посуровел.
● Не брат ты мне, гнида темножопая, - сказал он.
ХХХ
… Все смешалось в голове Ивана Ивановича. А когда он пришел в себя, то обнаружил этого себя в кресле в кабинете в Кремле. Тикали мерно часы, глядела в окна Россия, такая... своя. Родная.
Перед столом, навытяжку, стоял румын, глядя тревожно. На столе лежало донесение на 20 страниц, где Андрусяк убористым почерком докладывал о том, что в высшем чиновничестве страны организуется заговор, замешана в котором и Алевтина.
Нисколько не обвиняя её в участии, и объективно оценивая причины, толкнувшие Алевтину на контакты с заговорщиками — она не была уверена в том, что Иван оставит жить её сына от товарища Волка — Алевтина, как самка, защищающая потомство, бросилась в первый же просвет среди флажков. Что ничуть не меняло суть дела, почтительно добавлял румын. Донесение не оставляло сомнений в том, что необходимы срочные и точечные меры: ликвидация 30-40 человек и, конечно, сына Алевтины.