● Муж... герой... погиб... четырежды герой РФ, - бормотала она, словно обезумев, и всё так же глядя в землю, отчего за непонятливость на дуру досадливо застонала вся толпа, ловившая каждый вдох москвярнина, - но к сожалению так и не успел получить паспорта Российской Фе...
Лицо армяноквича внезапно оживилось, он раздулся, словно кобра, - таких Иван видел на показах модных фильмов про отдых на Бали, право на который каждый карельчанин получит к 2175 году! — и перегородил женщине путь, буквально наступив на бумажки.
● Нэт паспорт... тагда нэ паложына, - сказал пограничник, ликуя.
● Да, но мы ведь... муж, герой, русские, дети, бумаги... в оформлени... - бормотала женщина, так и не осмеливаясь поднять голову от снега.
● Э пшель вон, - сказал мужчина, скучая.
● Но ведь... пропадембатюшкапропадемтретийденьедакаккончиласьхолоддетиназемлеспят, - зачастила женщина.
● Э биля пашель атсюда я что сказать, - сказал пограничник.
● Батюшка... отец родной... - подняла, наконец, голову обезумевшая руssкая дура. - Да ведь... черным по белому... КПП «Соотечественник».
● Э, ти тварь тупой, самка баран, не понимать российский язык совсем, - сказал пограничник.
● Написан Саатечествэнник, - сказал он.
● А ты, руssкая тварь, какой нам, двумястами тридцатью пятим народам РФ, саатэчественник, - сказал он.
● У тебя справка что ты саатэчественник, есть? - сказал он.
● Батю.. батюш... - забормотала женщина.
● Я твой что сказать самка баран?! - сказал пограничник.
● Пошель вон тварь! - сказал он.
Толпа вновь застонала, теперь горестно, но Иван услышал в этом коллективном гуле и некоторое облегчение. Один отказ в очереди означал проблески слабой, но надежды, для остальных, находившихся в ожидании. Впрочем, вспомнил Иван своё решение быть жестоким и решительным, сегодня в толпе обреченных придется потерпеть неудачу кому-то ещё. Женщина начала вставать, слегка обернувшись к Ивану лицом, и кандапожец вдруг понял, что самка руssкого все еще хороша собой, несмотря на... Видимо, та же самая мысль пришла в голову и пограничнику, который снова оживился — эти резкие переходы от полной ибернацьии к повышенной активности делали его похожим на жабу из старинной народной кандапожской легенды про Двухсантиметровочку— и наступил самке на ногу, не позволяя отойти.
● Эй стой стой я сказаль, - сказал он.
● Э какой красавицы однако, - сказал он, и, резко наклонившись, несмотря на внушительное брюхо, сумел таки достать снег, зачерпнуть горсть, и, схватив левой рукой шею женщины в захват, стал правой ожесточенно тереть лицо несчастной.
● Ииии, - жалобно запищали ослабшие дети, пытаясь повиснуть на страшном существе, схватившем их мать.
● Пшшшш, - зашипел москвармянин, и из толпы сразу бросилось десятка два невольных помощников, оторвать детей и оттащить, зажимая им рот.
● Руssкие своих не бросают... руssкие всегда своих подержат, - бормотал один из них ожесточенно, пытаясь поймать на лице москвярнина тень одобрения.
Но пограничник был занят. Закончив растирать снегом лицо вдовы четырежды Героя и негражданина РФ, пограничник отступил на шаг. Женщина, оказавшаяся еще довольно молодой — это понятно, ведь руssкие еще рожали, как животные, до 30 лет, а не в 50, как все приличные европейские женщины — оказалась очень красива, хоть и измождена. Пограничник восхищенно цыкнул и сорвал с руssкой платок. Вдова героя уже не сопротивлялась, а молча смотрела в землю.
● Э, зачэм грязь лицо мазать такой красывый,- сказал пограничник.
● Зачэм такой красота прятать слющи э, - сказал пограничник.
● Какой волоси красивый э, - сказал он, восхищенно цыкая.
● … - молчала вдова четырежды героя негражданина РФ.
Иван подивился проницательности пограничника, который раскусил наивную хитрость руssкой потаскухи. О чем-то подобном ему рассказывала мать, гм, бывшая, но все же русская Наталья Ивановна Петрова — Иван всячески скрывал эту деталь своей биографии, - которая делилась с сыном секретом выживания во время интенсивных городских боёв в Кандапоге в ходе войны за независимость Карелии. Иван как будто снова очутился на кухне их маленькой квартирки с видом на кандаподжские сотки, и с буржуйкой в прихожей, где мать варила на огне в кастрюле крысу — крысы еще водились! - и рассказывала Ване в сотый раз, как город переходил из рук мурманчан в лапы ижорелов, и наоборот.