● Морду зеленкой и грязью намажешь, башку тряпкой замотаешь, и бегом бегом... от подъезда к подъезду, чтоб никто не поймал и не трахнул, - вспомнил Иван бормотание матери, которая, судя по тому, что у неё появился он, Иван, один раз пробежала между подъездами недостаточно быстро.
… женщина слабо закричала. Пограничник, схватив её уже двумя руками, тащил за забор.
● Деточки, деточ... - запротестовала вдова героя РФ.
● Э, слющи, посторожат, - сказал пограничник.
● Нэ ламайся ты щто цэлка будь добрый пропущу, - сказал он.
● С дэтьми пропущу читобы мине москварджанцем быть! - сказал он.
● Не пойду без детей! - взвизгнула наглая сучка.
● … - вздохнул пограничник.
● Ти, - сказал пограничник, не глядя на толпы, и ткнув наугад пальцем.
● Старажи гаденишей, - сказал он и повернулся.
● Мой тебя за это пропускаль, - мотивировал он добровольца.
Именно в этот момент Иван схватил за шкирки не просто детёнышей-руssких, но, как он позже понимал, свою судьбу. Вырвав мальцов из рук других претендентов на услугу пограничнику, Иван сделал шаг вперед. Пограничник одобрительно кивнул, и пошел за забор, на территорию Многонациональной РФ. Женщина, глядя на детей, сникла и дала уволочь себя за забор. Толпа тихонечко заворчала, но Иван, задрав подбородок, глядел жёстко, и выглядел не таким ослабевшим, как люди в толпе, поэтому оспорить его права на детенышей никто не посмел. Снег пошел гуще. Иван услышал из-за забора ржание, потом болезненный женский стон. Судя по тому, что стон раздавался каждые пятнадцать-двадцать минут, самка наслаждалась, притворяясь, что ей неприятно, понял Иван. Время шло, снег густо ложился на отчаявшихся «соотечественников», которые начали разбредаться от входа на КПП поняв, что сегодня им ничего не выгорит. О ночлеге стоило позаботиться заранее, чтобы не погибнуть в голом поле. Люди начали рыть в снегу норы, самые свежеприбывшие и не утратившие еще задора, пытались соорудить некое подобие снежных домов... Иван решил использовать каждую минуту свободного времени на интеллектуальное самосовершенствование, - как учил инвалид-серб, тренер по личностному росту, задохнувшийся в валенке — и, сжав воротники детенышей в левой руке, сунул правую в рюкзак, достал оттуда рукопись Бороды и начал читать по слогам про себя.
«... женщины нисколько не виноваты, пишет Монтень, в том, что отказываются порой подчиняться правилам поведения в обществе, ведь эти правила сочинили мужчины, притом без участия женщин. Можно подумать, что это пишет пра-феминист, опередивший своё время, если не знать содержания главы "О стихах Вергилия", которая содержит упомянутый пассаж. Вкратце это "женщина ненасытна, сексуальный аппетит её неутолим и потому её нужно держать в узде"... Монтень не дает мне покоя. Что, если я это он а он это я? Недавно снова встретил у Монтеня упоминание Плутарха, на этот раз об "Утешении к супруге". Плутарх написал это эссе для жены после того, как они потеряли дочь, и, на мой взгляд, ничего глупее придумать не мог. И Монтень, конечно же, терял детей - для того времени это нормально, родили десять, убыло пять, вот вам и прирост населения - но глупостью, подобной плутарховой, не отметился. Тут я вновь возвращаюсь к старому, и, похоже, главному, принципу философии Монтеня, "будь естественным". Читать философскую лекцию женщине - вчера одна из них отчитала меня за слово "баба", которое бы тут подошло лучше, но желание женщины закон, как известно - которая потеряла ребенка, это несусветная глупость. Быть естественным это значит приобнять её, пока она повоет, ну и, самому всплакнуть. Если вам страшно или вы встревожены, бойтесь и тревожьтесь. Мне, например, не страшно совершенно, но не потому, что я как-то особенно храбр - я вообще нет храбр - а, видимо, в силу какой-то душевной ограниченности. Поэтому я не боюсь совершенно естественно. Если это изменится, я приму себя и таким. Поступайте так и вы. Речь же Сократа на суде, которую цитирует Монтень - сдержанная, простая, разумная, - восхищает меня тем, что Сократ не просто не просит пощады, не просто разумно обосновывает оправдательный приговор, но и объясняет афинянам, что им, вообще-то, стоило бы не только не убивать его, а даже и начать кормить за общественный счёт за ту пользу, которую он приносит городу своими "беседами с людьми". Я могу только представить, как эти люди ухахатывались, слушая Сократа. По тональности же эта речь вполне могла быть произнесена персонажем известного романа русского писателя, М. А. Булгакова, Остапом Бен... - шучу, речь о другом романе Булгакова - неким Иешуа. Интересно, что преследователи Сократа, по Плутарху, кончили, как и преследователь Иешуа - повесились. Какая пища для...»