И, конечно, Аля Грач, основателька и администраторка Дома-музея историка Дiмитриева, где гости из тургрупп, 70 процентов расходов на поездки которых оплачивались из бюджета для стимуляции внутреннего туризма, могли ознакомиться с фотоархивом великого уроженца Петрозаводска.
- По сей день музейщики всего мира изучают поистине новаторский подход Али, разделившей музей Дiмитриева визуально и пространственно на три зоны, названные, соответственно, «Большие половые», «Малые половые», и, собственно, «Влагалище», - тараторил Иван наизусть справку.
Делиться этой информацией с посетителями входило в его служебные обязанности по договору с барменом и владельцем заведения Никитой. А вот, кстати, и он, подумал Иван, заслышав шаги. Должно быть, бармен возвращался после, как сам это называл, процедуры окормления Агаты. Иван было радостно встрепенулся, готовясь снова спрятаться в углу темного и почти пустого бара. Но снова поник. К несчастью, это лишь возвращался из туалета кто-то из «шестерок» здоровяка. Иван, профессионально глядя на всех, но не на каждого в отдельности, быстро собрал пустые кружки. Пошел было к мойке, и даже не было, а и пошёл, но спустя несколько секунд понял, что движется на холостом ходу. Причина оказалась в лапе Бороды. Громила удерживал Ивана за полу майки с вырезом, не позволяя официанту покинуть столик. Опять pidorass-ы, с грустью подумал Лукин, поворачиваясь к мужикам с сияющей улыбкой и заготовленной на такие случаи страшной историей про венерическое заболевание, подхваченное от солдатика Ижорского корпуса. Но, против ожидания, Борода не стал лапать Ивана, а даже с деликатностью, довольно неожиданной для человека (человека ли?) такой внешности, притянул Лукина к столу. Заставил официанта сесть.
- Господин, изво... - начал было говорить официант, но замолк, потому что всё увидел и всё понял.
Покойный Никита раскусил гостей. Псевдо-туристы оказались беспредельщиками.
В открытые двери бара кто-то из компании Бороды затаскивал за ноги тело Никиты с чем-то, очень слабо напоминающим голову на плечах. За тем, что было Никитой, тянулся густой и, почему-то, ровный кровавый след. Захоти убийцы бармена провести дорожную разграничительную линию, самое время это сделать. Веда остывают, а кровь сворачивается, вспомнил не к месту сведения, добытые из просмотра криминальных сериалов — еще в той, путинской, РФ, - Иван Лукин. Не отрываясь, он глядел на тело бармена, на которое лиходеи уже бросали остатки десятиминутной подруги, Агаты Звезденец, с развороченным, почему-то, низом живота. Иван, сам не понимая зачем, сглотнул и услышал доносящийся издалека голос Бороды.
- Ничего так тебя трухануло, я думал, бойчее будешь, - сказал откуда-то Борода.
- Да ты не щемись, не переживай так, - сказал он, и начал трясти Ивана, все еще не cпускавшего глаз с убитой парочки.
- Сам виноват pidоr ваш, - сказал он.
- Как только из бара рванул, я за ним парня из своих послал, - сказал Борода.
- И что ты думаешь, pidor ваш, он как Ленин оказался, - сказал он.
- Знаешь анекдот этот? - сказал он.
- … молчал в ужасе Иван.
- Короче, нам сказал, что потрахаться, бабе своей что к нам, в сам в библиотеку, - сказал Борода.
- Оперу писать, - сказал он.
- … - молчал, в оцепенении Иван.
- А, ты из-за девки так, - сказал Борода.
- Так она, pissda, сама виновата, - сказал он.
- Пока пацаны сумочку проверяли, все талдычила «не нужно объективировать, хватит материализировать...» - сказал он.
- … «я не объект, но субъект» - сказал он.
- … «все самое ценное в моей вагине», - сказал он, цитируя покойную Звезденец.
- Вот пацаны и не поняли, пришлось у mande ковыряться - сказал он.
- Или мож у ней и правда чо в mande было? - сказал он.
Все еще глядя на тела, Иван с сомнением покачал головой. Тут он, наконец, взглянул на Бороду, потому что тот взял лицо Лукина в руки и просто повернул голову официанта и бывшего смотрителя музея Кандапожского языка.
- Вы... и... мы... - сказал Иван.
- Ты меня как назвал-то, - спросил Борода, дыша луком и, почему-то, водкой.
- И ээээ ну кхкх... ссссс - просипел что-то Иван, и вдруг очень быстро понял, что интерес к нему в глазах Бороды гаснет, и громила вот-вот отвернется от него, единственного специалиста в мире по кандапожскому языку, Ивана Лукина, и он, Иван Лукин, вот-вот присоединится к бармену Никите и музейщице Агате, и это будет самый печальный в мире гэнг-бэнг. Поэтому Иван выпалил в лицо почти отвернувшегося Бороды: