Мерени локтями растолкал нас. Засмеялся. «Трус!» — заорал он на Медве, потом высоко поднял левую ладонь и воткнул в нее нож.
Подобные трюки он уже проделывал и раньше. Но в такой ситуации — никогда. Такие ситуации вообще не возникали, просто были немыслимы. Лицо Мерени дергалось от страшного нервного напряжения; и когда он воткнул нож в ладонь, оно не стало бледнее, он только вдруг прикусил губу, В результате лицо его стало даже спокойнее, точнее — выразительней, ибо беспокойство читалось на нем более явственно. Я оценивал ситуацию. Началось с того, что Медве, как с ним временами случалось, потерял голову; потом среди хлопанья плеток и большой драки его ярость утихла, мало-помалу испарилась, и, в конце концов, он столь трезво и равнодушно опустился на колени, словно обменялся с Мерени ролями. Возможно, он настолько отрезвел, что увидел и нас, стоящих вокруг.
Натягивая рубашку, Мерени окровавил весь рукав. С руки капала кровь. Когда они шли в умывалку, Геребен следом вытирал, размазывал ее тапочками по всему полу. Но мы смотрели не на это. У Мерени была маленькая голова, напряженное лицо. И теперь на подбородке под левым углом рта виднелась крошечная трещина. Кожа лопнула, но капля просочившейся крови тотчас свернулась: несколько пятнышек величиной с булавочную головку обозначили на его лице линию — след плетки. Словно бы он ел хлеб с вареньем. Вот на что мы смотрели. На страшное нервное напряжение измазанного вареньем, маленького неподвижного и бесстыдного лица. Медве встал, отряхнул с колен пыль и пожал плечами. Я подал ему рубашку, взял из его руки плетку и повесил ее на место. Мы стояли вокруг Медве — Середи, Гержон Сабо, Шандор Лацкович и Бургер, стояли и словно чего-то ожидали. Геребен, удивляясь, бросил взгляд назад — на меня. Я посмотрел на Середи, потом на Бургера. Гержон Сабо хлопнул Медве по спине, ухмыльнулся и не спеша пошел прочь. Хомола, все еще голый по пояс, вернулся назад за своей рубашкой. Мы наконец разошлись.
На другой день Мерени пошел на перевязку в лазарет и в чемпионате участия не принимал. Медве, показав сто сорок пять сантиметров, победил в прыжках в высоту, в толкании ядра он был третьим, после Середи и Гержона Сабо, и неожиданно он победил еще и в беге на сто метров. В метании диска вторым после Середи был Бургер. В прыжках в длину победил какой-то длинный третьекурсник. Я, Лацкович-старший, Жолдош, Геребен, Лёринц Борша, Муфи, Цако и Цолалто тоже заняли кое-какие места. После обеда у нас было плавание. Медве забрала в город долговязая генеральша, но я думаю, он с большим удовольствием остался бы с нами. Был праздник тела Христова. Потом в пятницу на старой спортивной площадке мы подробно обсудили итоги соревнования и все прочее.
20
Вокруг ямы с песком, в траве валялись кители, пилотки, чья-то книга, рубашка, брюки. Я отсел в сторону, потому что при последнем прыжке немного растянул себе ногу в щиколотке; я почувствовал уже при толчке, что не так ступил на планку. Я мог бы достать рукой пожитки Медве. Он принес сюда и тетрадь; она лежала на его одежде, прижатая сверху новехоньким диском. Мне непременно хотелось поговорить с Медве.
Под предлогом тренировок мы проводили здесь, на старой площадке, все послеполуденные перерывы, а во вторник даже время, отведенное на строевую подготовку. Мы всемером получили разрешение на это. Бургер не пришел, и вместо него решил пофилонить Цолалто. Середи и Гержон Сабо толкали ядро, Борша лазил где только мог, болтался на стенке полосы препятствий — словом, развлекался. Геребен плескался у крана на маленькой цементированной площадке для катка; то ли пил, то ли просто мочил голову, было жарко. Диск и копье здесь нельзя было метать: слишком мала была площадка. Теплушка катка — обшарпанная деревянная будка с окошками, стоявшая на небольшой лужайке, — уже почти терялась в листве; извилистые парковые тропинки тоже исчезали в гуще зелени. Разумеется, туда никто не заглядывал, поскольку там ничего не было, кроме заброшенного, насквозь прогнившего кегельбана.
Медве катнул мне свой диск, потом и сам подкатился по траве. Я хотел обсудить с ним то, что уже основательно обдумал. Я знал, что Середи говорить об этом бесполезно, да и не хотел этого делать, прежде чем поговорю с Медве. Я четко оценивал ситуацию. Нам нельзя дожидаться, пока Мерени подготовит какую-нибудь каверзу против Медве или всех нас. Надо его упредить; сил у нас сейчас достаточно, чтобы окончательно с ними рассчитаться. Мерени остался бы в одиночестве с Вороном, ну самое большее еще с Хомолой. Я великолепно продумал план; но разумеется, к Середи с этим планом соваться не хотелось. «Все равно, — думал я. — Если мы с Медве решим, Середи пойдет с нами, не задавая вопросов».