— Утюг не выключила! Нужно срочно на базу возвращаться!
— Не то вспомнила. Думай дальше.
И еще крепче прижал. Эх, Виктор! Разве можно так с живой девушкой? У меня же инфаркт так приключится от вашего аромата и тепла.
Сердито засопела, закрыла глаза и устроила голову по-удобнее на игнатовском плече.
Виктор сидел спокойно и расслабленно. Его грудь размеренно вздымалась и опадала от глубокого дыхания. Где-то в глубине, под ребрами, ровно и мощно билось сердце. В теплых объятиях было так уютно и безопасно, что почувствовала себя ребенком под надежной защитой взрослого. И постепенно начала погружаться в состояние, подобное трансу. Что-то неуловимо знакомое было во всем этом. Какие-то картины начали всплывать из глубин памяти перед мысленным взором. По-началу, размытые и расплывчатые, но с каждой секундой все более четкие и различимые. Калейдоскоп видений постепенно упорядочивался, замедлялся и выстраивался в понятный визуальный ряд.
Осень. Маленькая девочка в малиновой куртке идет по лесной тропинке и собирает разноцветные листья. Ей весело и интересно среди пестрых кустарников и деревьев.
На следующей картине девочка плачет. Она очень голодна и напугана. Беспокойно озирается по сторонам, пряча озябшие ладошки подмышками.
От вида последней картины я жалобно всхлипнула и впилась пальцами в предплечье Виктора. К этому моменту стало ясно, что девочка в моих видениях — это я.
Малышка, чуть живая, лежит под пожелтевшим ежевичным кустом на блестящих мокрых листьях. Одежда насквозь сырая, одного сапожка нет. Тело так одеревенело от холода, что почти потеряло чувствительность. Плакать и кричать ребенок уже не может, нет сил; и только тонкий писк, походящий на мяуканье новорожденного котенка, дает понять, что жизнь еще теплится в маленьком, измученном тельце.
Мое сознание как-будто перемещается в девочку и я ее вижу уже не со стороны. Я сама эта девочка и ощущаю всю ее боль, страх и отчаяние. Смотрю широко открытыми глазами в безжалостную синь холодного неба и не могу ничего поделать. Только стоны иногда срываются с пересохших, обветренных губ.
Сознание почти уплывает, когда в замерзшую щеку тычется собачий нос, а лицо обдает волна горячего воздуха.
— Собачка, — шепчу и устало закрываю глаза.
Сил бороться и цепляться за жизнь больше не осталось.
— Нет-нет, малышка, посмотри на меня, — заботливый голос держит на плаву и не дает уснуть.
Тело окутывает тепло и приятный аромат. Тот же самый, что я чувствую сейчас.
В шоке распахиваю глаза и потрясенно смотрю на Виктора, заливаясь слезами.
— Вы?!!! Это вы меня нашли и спасли в лесу? Мама с бабушкой много раз рассказывали эту историю. Мне было около трех лет, когда я ушла с дачи в лес и заблудилась. Мама к соседке за козьим молоком пошла, а меня в песочнице оставила куличи лепить. Возвращается — нет ребенка. Искали почти трое суток и многие уже не верили, что найдут живой. Маме стало плохо, скорую ей вызвали и тут стук в дверь. Выглянули, а там я лежу без сознания на террасе. Неделю в реанимации провела. Простыла сильно, два месяца потом в больнице лежала, воспаление легких лечили.
Виктор вздохнул и слегка покачал меня на руках, как ребенка.
— Когда сообщили, что ребенок в лесу заблудился — все соседние поселки переполошились. Наше поселение было в стороне от остальных, дальше всех от места, где ты пропала. Потому и узнали о этом поздно, уже двое суток прошло. Но все свободные мужчины сразу же на поиски отправились. Мы лес хорошо знаем. За несколько часов прочесали большую территорию. И я тебя нашел.
Игнатов замолчал на несколько минут, думая о чем-то своем. А я сидела, прижимаясь к его груди и плакала горючими слезами от жалости к самой себе, такой недотепе непутевой. Вон оно когда началось, невезение мое. Еще в ясельном возрасте, оказывается.
— Я, когда увидел тебя, думал все, не успел. — продолжил Виктор. — Такая кроха. Одна в лесу двое суток… И в чем только жизнь держалась… Схватил на руки и побежал. И в голове одна мысль — только бы успеть.
Руки, обнимавшие меня, дрогнули.
— А почему вы оставили меня на крыльце, а не отдали маме лично в руки? Она так до сих пор и не знает, кого благодарить.
— Кхм. Как бы тебе объяснить… В общем, я был без одежды.
Я завозилась у Виктора на коленях и тихонечко отстранилась, намереваясь встать с него. Игнатов медленно, словно нехотя, разжал руки и позволил это сделать.
— Извините. Я не знала, что вы так давно болеете.
— Болею?
Я еще больше засмущалась. Ну что за дурость — тыкать человеку его недугом? Любит мужчина голышом гулять и что с того? Пусть гуляет. Неплохой же человек, по-сути. И спас меня, опять же. Мне бы спасибо ему сказать, а я за его нудисткие привычки цепляюсь.