Я потерла ушибленный копчик и в долгу не осталась.
— Козел.
Макс развернулся и так сверкнул желтыми глазами, что я охнула и в очередной раз поклялась вырвать свой дурацкий язык. Стянула с головы венок и прижала к груди, нервно сминая пальцами нежные цветы. Сейчас и мне свернут бестолковую шею и закопают под ближайшим кустом.
Бандит подошел совсем близко, гневно раздувая ноздри и сжимая кулаки. Может, и еще чего сжимал, я особо не разглядывала. Смотрела завороженно в невероятные, пылающие огнем глаза, и пыталась что-то промямлить. Ничего не получалось. Лучше бы раньше молчала, дура несчастная.
Глаза оборотня, меж тем, приблизились на неприлично близкое расстояние. И, вдруг, округлились от удивления и немного отстранились. Макс заозирался, шумно втягивая воздух. С ума меня сведет, честное слово. Неуравновешенный придурок, а не оборотень.
И этот придурок сейчас вознамерился понюхать меня. Бесцеремонно зарылся носом в волосы на голове и тут же отпрянул. Я даже не успела садануть его по дурной башке бутылкой лимонада, оказавшейся под рукой.
— Отвали, псих! — погрозила колой принюхивающемуся типу.
Но тому все неймется, и вот уже настырный нос трется вокруг ног. Я брыкаюсь и матерюсь, как сапожник. Хорошо хоть ученики не слышат, а то позору не оберешься.
Но крепкая рука вмиг прекратила все трепыхания, твердо зафиксировав лодыжку раненой ноги. Как в замедленно съемке вижу голову безумного Макса, наклоняющуюся к кровоточащей ране. Он задрал мою ногу выше и пришлось откинуться назад и упереться на локти, чтобы не упасть навзничь.
— Да что ты творишь, придурок! — грозно шиплю и безуспешно дергаю несчастную конечность.
А этот пес шелудивый притянул мою стопу к себе ближе, уперся носом в подошву и тщательно, миллиметр за миллиметром обнюхивает ее. И, внезапно, лизнул рану. Я взвизгнула и дернулась, но Макс, как-будто пребывал в прострации и методично зализывал порез, не обращая никакого внимания на сопротивление.
Кошмар! Стыд-то какой! Ноги же грязнючие. Я и по земле ходила, и по воде. А этот сумасшедший знай себе нализывает. Да еще и глаза прикрыл, негодяй. Урчит и даже причмокивает. Фу! Хотелось бросить что-нибудь едкое, типа не оставить ли его наедине с моей ногой, но поостереглась я шутить с маньяком.
Макс продолжал это непотребство несколько минут. У меня уже и спина устала, и ругательства кончились. Наконец, захват на несчастной, пережившей насилие, ноге ослаб и ее довольно аккуратно опустили на плед. А на меня глянули желтые, горящие ровным и сильным пламенем глаза.
Я медленно согнула ноги в коленях и подтянула их к груди, усаживаясь прямо. Макс внимательно следил за каждым движением и вид при этом имел весьма странный, на мой взгляд. Такими блестящими и жадными глазами детишки в ожидании лакомства смотрят на продавцов мороженого и сахарной ваты.
Это что же получается — Виктор Эдуардович соврал и на самом деле оборотни не прочь пополдничать человечиной? Вон как глазюки растопырил, поганец. Сам дрожит, ручонками плед комкает. Распробовал, выходит. Того и гляди кинется и поминай, как звали. Не его, меня. Меня будут вспоминать добрым словом друзья и коллеги, принося на могилу четное количество цветов.
Подумала я, значит, о предстоящем прощании с бренным телом и так жалко себя стало. Хоть вой. Ну я и завыла. Это у меня в последнее время все лучше и лучше получается. Сказывается практика. Вот и сижу, кулаком слезы и сопли утираю, да сокрушаюсь о долюшке своей тяжкой.
Посмотрела на своего бандита, а он такое лицо сделал, как-будто несварение у него сильное. Газы, что ли мучают болезного? Вот тоже досталось бедняге. И нервы ни к черту, и желудок беспокоит. А, впрочем, мне до него дела нет. Он меня вообще сожрать хочет, а я его жалею?
Отругала себя мысленно за неуместную жалость к громиле и стала думать, что делать дальше. Для начала не худо бы извиниться, а дальше посмотрим, как пойдет.
— Вы меня простите, пожалуйста, — теребя истрепанный венок и потупив глаза, начала я. — Я вас тут обзывала всякими словами… Это не со зла… Испугалась очень.
Макс продолжал молча разглядывать меня, демонстрируя абсолютно разные эмоции. Он то хмурился, то улыбался, то поднимал задумчиво брови и опять тень набегала на лицо. А потом вообще плотоядно облизнулся и так посмотрел, что меня бросило в жар и щеки запылали. Говорю же — ненормальный.
Быстрым движением, Макс поднялся и теперь стоял, возвышаясь надо мной. Не прерывая зрительного контакта, взялся за майку и стянул ее через голову. Моим глазам открылся интересный, но смущающий вид на крепкий мужской торс. Я особо не приглядывалась, вы не подумайте. Я не такая. Но красивое, подтянутое тело оценила. Широкие крепкие плечи и узкие бедра — эталон мужской красоты. И дорожка черных волос, убегающая в место, которое мы, девушки, зовем целомудренно линией бикини.