***
- Тамара Васильевна, здравствуйте, - Михаил перешагнул порог палаты и придержал дверь для Артёма, тут же рванувшего к бабушке.
- Здравствуй, сынок, - женщина слабо улыбнулась и протянула руку внуку: - Тёмочка, родной.
- Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, милок, хорошо.
- Тамара Васильевна, пришли результаты, - мужчина потряс папкой с документами.
- Что там начиркали?
- Он Савкин, в этом нет сомнений.
- Вон оно как, - старуха задумчиво посмотрела в окно и перевела взгляд на мальчика, трущегося щекой о морщинистую ладонь.
- Да. Мы в срочном порядке оформим все документы, не беспокойтесь. Теперь вы можете сказать ребёнку, кто его отец.
- А ему это надо? - спросила женщина, намекая на Глеба.
- Он ещё не знает о результатах, но уже всё решил, - Савкин-старший присел на стул возле койки.
- Решил он, ну-ну. Темочка, - Тамара Васильевна потрепала внука по волосам, - знаешь, а у тебя папа есть.
- Папа?
- Да, это добрый и хороший человек, который всегда будет улыбаться тебе, играть с тобой, защищать и любить.
- Деда? - мальчик вопросительно посмотрел на Михаила.
- Нет, - старуха покачала головой. - У тебя есть две бабушки, дедушка, но ещё есть папа. Он всегда будет с тобой.
- Да, Артём, папа любит тебя, - мужчина улыбнулся.
- Папа, - ребёнок смешно нахмурил тонкие бровки и задумался.
___ - Привет, - Глеб нагнал Антона в больничном коридоре.
- Привет, - школьник ускорил шаг.
- Подожди ты! - шатен схватил его за запястье, но парень вырвал руку.
- Не прикасайся, я же просил тебя.
- После того, как возбудился? - студент усмехнулся.
- Рот закрой. Не заставляй меня повторять всё, что я думаю о тебе.
- А ты думаешь обо мне?
- Пошёл ты!
- Всегда готов!
- Ты серьёзно не понимаешь, когда тебя просят отвалить?
- Понимаю, если этого действительно хотят, а ты просто признать боишься.
- Что именно?
- Что тебя тянет ко мне.
- Размечтался.
- Мелкий, брось, хватит врать самому себе!
- Ты мудак? Хотя чего я спрашиваю!
- Тош, прекрати, а?
- Это ты прекрати доставать меня!
Бранясь, они дошли до палаты. Толкнув дверь, Савкин-младший вошёл первым.
- Папа! - Артём кинулся навстречу. Ошарашенный Глеб широко улыбнулся и уже хотел поймать мальчика на руки, но тот проскочил мимо него и вцепился в штанину вошедшего Антона. - Папа!
Глава 24
Глеб не помнил, как выскочил из палаты, как его пытались остановить Антон и отец, как он гнал домой, не следя за дорогой - всё казалось туманным и не имеющим значения. Растянувшись на своей кровати, он сжимал пальцами подушку, пряча в ней лицо. Хотелось орать, громко, визгливо, истерично, но изо рта вырывались лишь невнятные хрипы, почти беззвучные, какие-то глухие, мёртвые. Опустошённость поедала изнутри, всасывая все эмоции в большую чёрную дыру, расположившуюся в грудной клетке; апатия обволакивала, прошелестев лёгким ветерком безразличия к окружающему. Собственный сын не признал его. Маленькое создание, к которому он привязался за несколько дней, осознав родство между ними не только на генетическом уровне. Разве теперь имеет значение хоть что-то? Нет, всё бессмысленно, когда твою хрупкую надежду и мечту разбивают одним только словом, таким важным и заставляющим сердце ускоренно колотиться, но обращённым к совершенно постороннему человеку. Папа. Папа. Папа. Глеб крепче стиснул в руках подушку. Больно. Дети самые жестокие существа, только они могут причинить такую боль, стекающуюся изо всех участков тела и концентрирующуюся в саднящей груди. Что будет дальше?
Плевать. Ему хотелось лежать так вечно, не видя никого, не слушая никого и оградив себя от внешнего мира, раздражающего, давящего и уничтожающего всё живое.
Телефон Савкина разрывался от звонков, но он игнорировал любые посторонние звуки, кроме колкого биения собственного сердца. На смену апатии пришла злость на самого себя за то, что сразу не принял сына, на отца, который впустил в дом чужого человека и на того самого человека, на Антона, ворвавшегося ураганом в его размеренную устоявшуюся жизнь. Малолетний сопляк, возомнивший себя взрослым, упрямый, укравший внимание Артёма и привязавший к себе самого студента. Он был огнём, который манит, но не даёт прикоснуться к себе, обжигая. Чёртов мальчишка, поглощающий его день за днём с завидным упорством. Даже ребёнок выбрал его, а ведь дети очень обострённо чувствуют. Значит, в школьнике есть какая-то внутренняя магнетическая сила, приковывающая к себе людей.
Глеб думал, что лежит так всего несколько минут, но, на самом деле, прошёл уже не один час.
Погрузившись в себя, он не услышал, как открывается дверь и тихие неуверенные шаги по мягкому ковру приближаются к нему. Вздрогнув от неожиданного прикосновения чужой ладони к плечу, он обернулся, подняв голову, и замер.
- Ты?!
Антон, отводя глаза и слабо улыбаясь, сел на край постели. Он молча теребил в руках позвякивающую связку ключей, прицепленную к смешному брелоку-кролику. Точно такой же брелок был у Глеба на ключах от Аниной квартиры, поэтому у него не возникло вопроса, как школьник попал к нему в дом.
- Чего тебе? - Савкин нетерпеливо дёрнул плечом.
- Глеб, прости, - блондин с трудом выдавливал из себя слова. - Я всё объяснил Артёму.
- Как мило с твоей стороны. Какого хера ты вообще влез в мою жизнь? - накопившиеся эмоции, наконец, нашли способ выплеснуться. Вскочив, студент схватил Тимошина за грудки и сдёрнул с кровати. - Какого чёрта ты влез? Кто тебя просил? Я? Ты настаивал на встречах, нёс какую-то херню о данном слове! Сопляк!
- Глеб, успокойся, - старшеклассник накрыл сжатые на его рубашке кулаки своими ладонями. - Не психуй.
- Не психовать? Что ты понимаешь?
- Я всё понимаю.
- Да неужели?!
- Глеб, пожалуйста! - Антон потянулся вперёд и, обхватив руками лицо шатена, припал к его губам, надеясь привести в чувство поцелуем. Сейчас он был готов на это, потому что корябающее душу чувство вины не давало покоя. Он действительно должен был исчезнуть, не вмешиваться, не лезть, но не мог остановиться. Савкин не отвечал, несколько секунд он терпел попытки старшеклассника углубить поцелуй, а потом отшвырнул его на кровать, брезгливо вытирая губы ладонью.
- Щенок, с ума сошёл? Жалость позволила заткнуть принципы? Засунь её себе в то самое место, которое так хочешь подставить мне!
- Дурак?
- Кто из нас? Сначала виснешь на мне, а потом ломаешься, как целка, отнекиваешься от собственных желаний и орёшь, что я похотливое животное! Что ж ты сейчас на меня бросаешься?
Определись уже!
- Успокойся! - Тимошин поднялся с кровати и встал напротив студента.
- Уходи.
- Глеб?
- Пошёл вон отсюда! И больше никогда, слышишь, никогда не появляйся в моей жизни! - толкнув Антона к двери, Савушка устало рухнул в широкое кресло возле окна.
- Артём не виноват, он ребёнок…
- Кто сказал, что я виню своего сына? Уходи, мелкий, просто уходи, пока я не наделал глупостей!
- Может, я не против глупостей… - старшеклассник замер в дверях.
- Вали отсюда, соблазнитель херов. Знаешь, ты хуже Ярика. Все его подстилкой называют, а он ведь честный! Он не стесняется и не боится своих желаний.
- Не сравнивай меня с этой блядью!
- А кто ты? Хочешь меня до одури, но отталкиваешь, закопавшись в предрассудки и пережитки времени! А сейчас пытаешься получить желаемое, оправдываясь перед самим собой, что это из чувства вины. Ты отвратителен со своей фальшивой жалостью и ничтожной трусостью!
- Ненавижу тебя.
- Исчезни.
С грохотом захлопнув за собой дверь, Антон вылетел из квартиры, пробежал по ступенькам вниз два этажа и остановился, прислонившись спиной к грязной стене и медленно оседая по ней на бетонный пол. Обидно, гадко, больно. Он чувствовал себя униженным и раздавленным. Глеб прочёл его, как открытую книгу, ткнув носом, как нагадившего котёнка, в дерьмо, в его собственные страхи.