Это ощущение катастрофы создается благодаря повторам, которые усиливают значение слов. Посмотрите, как построены первые две строки, и вы увидите, помимо фонетического повтора – рифмы, – еще и лексический – анафору (осенние листья), и синтаксический повторы (предложения построены одинаково: определение – подлежащее – обстоятельство – сказуемое). Повторы усиливают и чувство тревоги в словах самих листьев: «Все гибнет, все гибнет!» Не менее выразительно и то, что «речь» листьев эмоциональна, состоит из восклицательных предложений. Все это и создает интонацию предельно взволнованную, ощущение смятения.
И вот на смену этой трагической эмоции и напряженной, взволнованной интонации приходит совсем другое – спокойствие и величественность. А размер стиха – четырехстопный амфибрахий – объединяет обе строфы и создает единство целого, в котором есть и смятение гибнущих листьев, и торжественность засыпающего леса. Природа предстает во всем ее многообразии – в умирании и торжестве жизни.
Вторая строфа начинается с отрицания, причем глагол означает не действие, как глаголы первой строфы, а состояние: не слышит. Сравните эмоциональную окраску слов в этих строфах. Лес назван царственным, его сны – могучие, в то время как листьям он казался совсем другим: черен и гол. Состояние леса – сон, а не смерть. И потому стихотворение заканчивается жизнеутверждающими словами: «И зреет в нем сила для новой весны».
Почему же листья не видят этого? Потому что они сами гибнут, и собственная гибель представляется им крушением всего мира. Оттого так тревожна интонация первой строфы – в ней показано отношение к наступлению осени листьев, вовлеченных в это событие. И листья превращаются в символический образ, так же как и ветер, который мы воспринимаем как «ветер перемен», и осень – образ, традиционно в поэзии связанный семантически с умиранием. А если вспомнить, что стихотворение написано в 1864 году, в эпоху коренных преобразований в российской жизни, то эти образы могут быть истолкованы и в историко-социальном ключе.
Но этим содержание стихотворения не исчерпывается. В нем есть и другое значение, более общее. И это не аллегория, а символ[7] потому что здесь мысль отнюдь не отвлеченная, а передана через вполне конкретный многозначный образ.
Художественное богатство образа определяется его многозначностью, обилием его предметно-смысловых связей как внутри, так и за пределами текста. Тогда при чтении произведения человек размышляет о единстве человека и мира, об ограниченности человеческого разума, бессильного проникнуть в коренные свойства мира. А для приближения к истине ему необходимо особое чувство гармонии с миром Природы, умение видеть сущность происходящего.
От стиха к мысли
Стих в лирике имеет первостепенное значение: это не просто форма, в которую вливается содержание, как вливается вода в стакан. Стих – это сам смысл произведения. Поэтому стихи нельзя пересказать прозой – от этого смысл пропадет. Исчезнут красота, гармония, ритм, а вместе с ними – та высокая мысль, которую хотел выразить поэт. Ведь именно благодаря стиху строки сопоставляются друг с другом. Почувствовать значение свойств стихотворной речи – например, размер стиха, интонацию, которая возникает в произведении благодаря ритму, перекличку слов, создаваемую рифмой, – чрезвычайно важно при анализе произведения. Для этого надо понять, как стих соотносится со словами, с характером синтаксиса и всей композицией. Это не всем и не сразу удается, поскольку требует серьезных знаний и умения. Но начнем с наиболее простого – с сопоставления произведений, в которых размер стиха связан с определенной традицией и потому наделен неким смыслом.[9]
Два стихотворения с одинаковым заглавием передают мысли двух поэтов разных эпох – А. С. Пушкина и А. А. Ахматовой, вызванные одним и тем же объектом – фонтаном «Девушка с кувшином» в Екатерининском парке Царского Села. Фонтан представляет собой фигуру сидящей на камне девушки с разбитым кувшином, из которого непрерывно льется вода. Прочитайте стихи, представьте себе эти картины и почувствуйте настроение.
А. С. Пушкин Царскосельская статуяУрну с водой уронив, об утес ее дева разбила.Дева печально сидит, праздный держа черепок.Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.А. А. АхматоваЦарскосельская статуяУже кленовые листыНа пруд слетают лебединый,И окровавлены кустыНеспешно зреющей рябины.И ослепительно стройна,Поджав незябнущие ноги,На камне северном онаСидит и смотрит на дороги.Я чувствовала смутный страхПред этой девушкой воспетой.Играли на ее плечахЛучи скудеющего света.И как могла я ей проститьВосторг твоей хвалы влюбленной…Смотри, ей весело грустить,Такой нарядно обнаженной.