Пришлось заменять мужика.
Весовая ведет самый строгий учет. Через двадцать три непрерывных часа было взвешено 127 намолоченных «марковских» тонн.
— Слазь, Георгий! — шоферы, смертельно уставши, кричат. — Кончай! Слазь!
— Нет уж! Сутки так сутки.
Еще час Марков молотил.
Сошел с мостика черный медведюшко. Поздравляли его среди ночи, жали руку.
— …А она у меня онемела, отерпнула. Подаю ее, как деревянную. Мне жмут, а я боюсь, давану, думаю, КПД не рассчитаю и обезручу людей-то. Железо сутки держал…
И вот ведь как оно получается!..
— Выделили ему «Москвича», а выкупать не на что, «купило», как говорят, притупило. — Это уже рассказывает супруга Георгия Минеевича, Галина Павловна. — Конечно, не из-за «Москвича» он старался. В прошлом году орден Трудового Красного Знамени получил. Совесть у него такая… бессонная. Про машину ни словца ни загада у нас в семье не было. А придется как-то выкупать. Вся деревня нас подстрекает, даже совестит. Колхоз ссуду дает.
На минутку умолкла. Гладит младшему, Юре, головушку:
— Отработаем! Правда ведь, Юрочка?
— Отработаем! — подпрыгивает, заверяет мать третьеклассник сын.
…Юра, Андрюша, Толик Марковы проезжают сейчас по Незабудковой площади на папкиной «победительской» машине, машут старшим сестренкам и братьям — девять ребят в семье Марковых. «Урожайная», дружная семья.
А динамики нагнетают:
«Перед вами сейчас появится деревня Кукуй, почти полностью усевшаяся на собственные колеса».
Историческая справка: шли три мужика — Клюсов, Викулов да Клишев. Шли, сибирскую землю глядели, копали да щупали, место для поселения себе выбирали. Присели чайку вскипятить ходоки. И будто бы тут им, над костерком, скуковала вещунья-кукушка. Викулов говорит: «Это она нам, мужики. Селимся здесь. На неурожайном месте они не кукуйствуют».
Свое поселение назвали Кукуй.
Сейчас проживают здесь двадцать два двора Клюсовых, восемнадцать Клишевых и четырнадцать Викуловых. Три рода первых трех поселенцев.
Итак, внимание! Сейчас перед вами появятся потомки тех ходоков, которым два с лишним века назад облюбовала сибирскую землю кукушка. Внимание! Старт!!!
Ликует Незабудковая площадь. Строгим богом стоит инспектор ГАИ. Вдоль поляны на каждом десятом метре — нештатные автоинспекторы. Ответственность! Деревня же целая едет, со стариками, старухами, детьми, декретными матерями. Тоже кукушка, видать, совлияла. На неурожайном месте она не кукуйствует.
Сотни! Сотни моторов деревню везут. Десять семейных машин — пока десять — по завязку загруженных. Малышня в два этажа, в три! — на коленях у мамок, у бабок сидит. Младенчество гроздьями, наливными румяными яблочками облепило сиденья.
Мотоциклы всех марок, мотороллеры, мопеды. Течет радуга праздничных ярких нарядов девчат, всецветье косынок, ребячьих рубах, модных пестрых галстуков.
Гремит и грохочет лесная поляна. То-то ревушки, то-то грохоту!!
Обходчик нефтепровода, уроженец Кукуя, даже и прицепную тележку к своему «Уралу» приплацкартил. И люлька полна, и тележка на всю емкость наполнена. Да еще собачонка среди ребятни кажет народу язык.
Автоинспектор нахмуривается. Не на собаку. Десятилетний парнишка ведет мотоцикл! Но сейчас уже не выгонишь. Нетактично получится.
А давно ли, Россия, тебя называли страной телег?
«Внимание! — включается микрофон. — Сейчас состоятся соревнования лучших из лучших механизаторов по пахоте. На скорость и качество. Участвуют…»
Называется в микрофон шесть фамилий, среди них Николай Серосека и Кузьма Огоньков, сыновья наших «штрафников». Те — опять на телегу: «Давай, первая пятилетка, к старозалежи!» — Тихона Васильевича торопят.
Доярки — механизаторские жены-подруги посматривают на часы. И дойка обеденная подостигает по времени, и состязания по пахоте. Вот ведь производствушко! Хоть вселенский салют, хоть всемирный потоп, а корове — свое: подои, накорми, напои. Раздухарившиеся, разрумяненные от незадачи, уговорили бригадира отодвинуть дойку на час-полтора. Больно уж раззадорены.
Железные рыцари пашни… Они на слуху у народа. Их знают по снимкам в газетах, им пело радио. Сейчас у них схватка. Выйдут в бой мастерство, опыт, нервы. И честолюбие.
Я оболгал бы своих героев, не назвав их совладельцами такого всечеловеческого «порока», как честолюбие. Умышленно беру слово «порока» в кавычки. Беру потому, что рядом с честолюбием ведут цепкое смысловое существование слова: тщеславие, кичливость спесивость, зазнайство, карьеризм, чванство, амбиция и еще дюжина родственных синонимов, отнюдь не украшающих человеческую природу.