— Пилот говорил, что видел следы, как-будто контейнер неоднократно вскрывали.
— Что касается контейнера, то его загружали в миссии в Карачи, так что по прибытии в Исламабад вполне могли вскрыть, чтобы проверить комплектность, после чего запечатали вновь. Существует возможность, что в столичной миссии доложили какие-то документы. Для дальнейшей разработки это не имеет никакого значения. Еще вопросы есть?
— Есть. Вы записали все внутренние радиопереговоры пилотов. И при таком раскладе не можете указать точное место аварии?
— Это так. Мы не можем с достаточной точностью утверждать, когда и где «Боинг» пересек границу Афганистана, а также и то, сколько он успел пролететь над его территорией. Единственное что у нас есть, это название.
— Хаваа, — проговорил Стас.
— Да, проклятая долина. Местоположение ее также неизвестно. У нас нет проводника, которым мы могли бы воспользоваться. Аборигены либо на самом деле не знают, где находится так называемое Плачущее ущелье, либо лгут, что не знают. Вы должны быть благодарны суевериям аборигенов, ведь в противном случае вы до скончания своей жизни гнили бы в тюрьме.
На следующее утро заключенный СИЗО № 1 Станислав Бушуев был передан старшему уорент-офицеру 5 класса Гарри Карадайну. Американец был в штатском. Квадратные плечи, малоподвижное лицо. Чувствовалось, тертый калач. Он говорил по-английски, Стас отвечал по-русски.
— Мне сказали, ты понимаешь по-английски, хотя в твоей карточке про это ни слова, — проговорил он. — Окей. Я буду сопровождать тебя. Еще мне сказали, ты завалил четверых. Я хотел тебя предупредить, чтобы ты выкинул глупые мысли из головы. Я сам в свое время уложил пять человек.
— Шесть.
Кадык на шее офицера непроизвольно дернулся.
— Окей. Шестой сдох в госпитале. Читаешь мои мысли?
— Нет.
— И не вздумай, а то испугаешься, сынок.
Не буду, папа, подумал Стас.
— Как насчет моей просьбы встретиться с дочерью?
— Отказано, — с удовольствием проговорил Карадайн. — Самолет через час.
5
В выходной у Олега по плану был банный день.
Постельное белье он отнес в прачечную, а нательное загрузил в стиральную машину и, лежа на диване, курил.
У него из головы не шел этот странный афганец.
Зазвонил телефон.
Олег притушил сигарету и прошлепал босыми ногами к аппарату в прихожке.
— Привет, — сказала Вернигор. — Чем занимаешься?
— Да так, — он искоса глянул на агонизирующую стиралку.
— Ты знаешь, что нашего афганца американцы забрали из СИЗО и вывезли в аэропорт?
— Да и плевать.
— Ты неисправим, Шипилин. Правильно про тебя говорят, что ты нелюдим.
Тренькнул дверной звонок.
— Подожди, звонят, — сказал Олег и, несмотря на протестующий возглас, положил трубку.
Слева от двери висела кобура с «Глоком» и, прежде чем открыть дверь, Олег расстегнул ее и вдел руку в рукоять, только после этого щелкнул замком.
На площадке никого не было. Олег защелкнул кобуру и закурил, не закрывая двери. Дым кольцами потянуло наружу.
«Поймаю, уши надеру», — произнес Олег в пустоту.
На угрозу откликнулась лишь стиральная машина, перестав грохотать на весь подьезд. Пора было полоскать.
Олег захлопнул дверь и, увидя снятую телефонную трубку, вспомнил о Вернигор. Откровенно говоря, он думал, что она давно бросила трубку, но не угадал.
— Что случилось? Милый, с тобой все в порядке? — воскликнула она с неподдельной тревогой.
— Зачем звонила? — спросил он.
— В последнее время у тебя не бывает такого чувства, что за тобой следят?
— Нет, — оборвал ее Шипилин, послав мысленный вопль.
Мало ли кто может следить? А также и слушать? Служба собственной безопасности. Или секретные службы миротворцев. Совсем необязательно кричать об этом на весь белый свет.
— Все? — спросил Олег.
— Все. Знаешь, я никак не могу тебя понять.
— Мне некогда, — сказал он и положил трубку.
Он вспомнил все сказанное Светланой и удивился, что она назвала его «милый». Он со вниманием осмотрел свое лицо в зеркале. Волевые скулы, твердый взгляд. Что она нашла в нем милого? Не поймешь этих женщин.
Ташкент изменился.
То есть, хотя сам древний город и остался вроде тем же, но изменилось содержание. Что сразу бросилось в глаза, так это то, что население стало мононациональным, неузбеки практически отсутствовали.
Стас стоял у непривычно тихого аэропорта, в котором самолеты садились не чаще раза в двое суток, и с интересом, даже с жадностью, оглядывал окрестности. Он одновременно и узнавал и не узнавал эти памятные места.
Их привезли сюда в марте восьмидесятого, и тогда все поле было забито огромными транспортниками, а площадь перед аэропортом дымилась от выхлопов мощных «Уралов», в которые батальон грузился повзводно.
За погрузкой наблюдали многочисленные зеваки, среди которых преобладали женщины в длинных платьях и шелковых цветастых штанах по щиколодку. Но среди них мелькнула вдруг импозантная пара двух русоголовых девчушек в блузках с разрезами до пупка, одетыми на голое тело.
Сейчас же такой вольности не наблюдалось. Остались только строго одетые узбечки, лица которых были почти полностью скрыты темными платками. Нередка была и паранджа.
Их встречал мужчина в костюме, назвавшийся сотрудником отдела печати и культуры Генерального консульства США в Ташкенте Клаудио Рейна.
— Самолет в Кабул завтра. С этими варварами совершенно невозможно договориться. Отсутствие миротворческих сил явно не способствует прогрессу.
Он был прав. Мусульманские страны единственные не признавали миротворцев НАТО. Исключая те, куда те вошли без приглашения.
Он отвез их в отель «Узбекистон» и уехал, посоветовав никуда не отлучаться.
— А поесть? — недоумевал Стас. — В тюрьме сейчас обед. Макароны.
Карадайн зверски глянул на него, но стал звонить в доставку. Здесь его ждал первый облом. Их явно не хотели понимать. После бесплотных переговоров офицер швырнул трубку.
Стас сказал, что рядом с отелем можно поесть без проблем.
— Макдональдс? — оживился Карадайн.
— Узбекский Макдональдс, — поправил Стас.
Стас знал одно местечко, где в свое время готовили изумительный лагман, оно располагалось в двух шагах от отеля.
В Ташкенте изменилось многое, а лагманная осталась на месте. Они шли вдоль прилавка, а с той стороны прямо при них подростки не старше пятнадцати лет, одетые в белоснежные рубахи, готовили еду.
Бритый налысо парень наматывал прямо на руку связку сырой лапши, а потом начинал жонглировать ею. Лапша удлинялась, становясь прямой и гладкой. Когда она достигала нужной длины и толщины, парень ловко обрезал ее о край казана и бросал в уже кипящую пряную баранью шурпу. Через пять минут лагман был готов.
В окончательном виде блюдо подавалось в глубоких чашках, посыпанный укропом и петрушкой.
Спутники и не заметили, как умяли по внушительной порции. Пища была тяжелой и сытной.
— А где здесь Кока-кола продается? — спросил офицер.
— Будет тебе кока.
И они завернули в чайхану.
Чайханщик, мальчик лет двенадцати, горстями насыпал в цветастые чайники заварку и заливал кипятком. После чего наливал чай в пиалу, чтобы сразу впрыснуть обратно в чайник. Процесс приготовления чая на этом заканчивался, а чайник вместе с использованной пиалой вручался посетителю.
В чайхане не было столиков, только дощатый помост, на который все лезли, предварительно разувшись, и садились на корточки.
Однако в восьмидесятом столики были, подумал Стас. Увиденное легло в схему, подтверждающую дальнейшее удаление местной жизни от светских норм.
Гарри разместился с трудом. Хотя ноги его имели неплохую растяжку, было видно, что пить чай в таких условиях ему приходится редко. Американец отхлебнул из пиалы и скривился.
— Что за гадость?
— Пей, — успокоил Стас. — Настоящий зеленый чай. Здесь другого не подают.