— Не так важны, как обязанности полицейского, — спокойно парировал я. — Кроме того, я готов заплатить за свое место.
На этом Моншармен заколебался. Я перевел взгляд с одного на другого, с самым дружелюбным выражением, на какое только был способен.
Ришар пожал плечами.
— Как хотите, Сигерсон. Только уж держитесь в тени.
— Вот именно, держитесь в тени, — радостно поддержал этот приказ Моншармен. — В конце концов, это наш вечер!
9. Работа ангела
У меня осталось так мало времени, что я не мог даже справиться о состоянии Ирен Адлер, которую, насколько мне было известно, препроводили домой. Я мог позволить себе только телефонный звонок, и консьерж заверил меня, что лично проводил ее в ее апартаменты. Больше я ничего не мог предпринять по этому поводу. Более срочные дела требовали приложения всех моих сил.
Прежде чем переодеться в вечерний костюм, я предпринял последнюю бессмысленную попытку.
— Где я могу найти планы Оперы? — спросил я Жерома у входа для артистов.
— Следующий тур будет через пятнадцать минут, — пробурчал он, не поднимая глаз и не потрудившись вынуть изо рта трубку, зажатую между тремя оставшимися зубами.
— Какой тур?
— Вот именно! — рявкнул он. — Это, по-вашему, Эйфелева башня, черт возьми?! Планы! — он хмыкнул и вернулся к своей газете.
От Мерсье, директора сцены, удалось добиться немного большего.
— Полного плана в здании нет, — пожал он плечами, услышав мой вопрос. — По крайней мере, нет плана помещений ниже пятого уровня подземелий — это конюшня. Каждое подразделение знает, где оно находится и что ему нужно, — он снова пожал плечами, пригладил непослушный вихор на затылке. — Наверно, вам стоило бы пойти в Комиссию городского планирования на рю де Варенн, хотя едва ли она сейчас открыта. А зачем они вам?
Что ж, мне оставалось только спуститься безо всяких планов в этот лабиринт в поисках современного минотавра. По примеру Тесея, я раздобыл в гардеробном отделении катушку зеленой нити и, покинув второй уровень, начал разматывать ее «в кильватере», сворачивая во все новые коридоры и проходя все новые двери.
Чего я хотел добиться? Я вовсе не стремился столкнуться с самим таинственным созданием, я, скорее, хотел найти какой-нибудь ключ к его modus operandi — потому что было очевидно, что он заправлял тут всем — и мне бы не помешало что-нибудь, что позволило бы потом выманить его из убежища.
Пройдя несколько бесконечных тоннелей, я добрался до винтовой дороги из жесткого грунта, по которой водили лошадей, и шел по ней до конюшен Оперы. По пути мне никто не встретился, зато в самой конюшне яростно спорили конюхи.
— А вам что здесь надо? — спросил один из них, направившись ко мне с грубоватой развязностью.
— Все нормально, это Сигерсон, — сказал мой друг Жак. — Он тут ни при чем, ради Бога!
— Что случилось? — мне пришлось несколько раз повторить вопрос, прежде чем один из них ответил.
— Вы знаете Цезаря?
— Тот прекрасный белый мерин из Мондего?
— Его похитили!
— Не может быть! Когда?
— Вот только что — ну, то есть, в последние двенадцать часов. В конюшне сейчас всего-то четырнадцать лошадей — то есть, было четырнадцать, потому что Цезарь пропал, и неприятностей теперь не оберешься.
— Они нас выставят, вот что, — предсказал прямолинейный конюх, который обратился ко мне первым.
— Насколько я понимаю, сам уйти он никуда не мог?
— А куда тут идти? Только вверх, мсье, а значит — на сцену.
— А вниз?
Они покачали головами.
— Смотрите сами, мсье. Вон там железная дверь, которая отделяет остальную часть здания от озера, она всегда заперта. Я не знаю никого, у кого был бы ключ от нее. Ее уже давно не открывали, вы это сразу поймете, если увидите замок — он замерз.
Дверь, к которой он меня привел, перегораживала арку в 18 футов вышиной, она была установлена впритык с потолком и задевала каменный пол, так что ни один человек, тем более — конь — не мог бы пройти в нее. Замок не открывали уже несколько лет.
— По ночам в конюшнях нет людей?
— Люди там есть всегда. Всегда хотя бы двое из нас дежурят. Вам еще что-нибудь нужно, мсье? Сейчас мы немного заняты…
— Я понимаю, — все были слишком заняты, чтобы помочь мне в этот роковой день, — повернулся, собираясь возвращаться, но замер на месте. — Скажите, а вы иногда ничего особенного не слышите?
— Что слышим? — спросил честный Жак.
— Музыку, например?
— Ах, это! Да все время. Органиста.
— Органиста?
— Он постоянно тренируется, музыка струится вниз. А иногда мы слышим его пение — красивый богатый баритон.