Понелля я разыскал в его излюбленном кафе на бульваре Сен-Жермен, он был погружен в газетные описания произошедшей трагедии, забытая сигарета опасно свисала из его губ.
— У вас все благополучно? — спросил я, присаживаясь рядом и подзывая официанта.
— Насколько возможно, — ответил он, не отрывая глаз от газеты. — Держу пари, мадам Жири вернулась на работу.
— Я бы не удивился. Я могу у вас кое-что спросить?
Вот тут он взглянул на меня.
— Только если вы позволите сначала мне задать вам вопрос, — я ждал. — Вы ведь знали, что вчерашним вечером что-то должно было случиться.
— Это не вопрос.
— Да ладно вам. А на вчерашней репетиции вы спасли жизнь мадемуазель Адлер, — прежде чем я мог возразить, он воспользовался своим преимуществом и продолжал: — Перед представлением я видел вас за кулисами, вы, как хищный зверь, бродили там, следя за всеми и вся, — он победно улыбнулся. — А сами сказали мне извиниться перед Леру. Вы полицейский, да?
Подошел официант и принял мой заказ. Когда он ушел, я сделал вид, будто собираюсь с мыслями.
— Я доверюсь вам, — сказал я, наконец, и поведал ему свою сказочку о расследовании смерти Жозефа Бюке по распоряжению префектуры.
Понелль торжественно кивнул и стряхнул пепел сигареты на пол.
— Так и знал, — вздохнул он. — Ну, спрашивайте.
— Расскажите мне о Шарле Гарнье.
— Что именно?
— Вы можете описать мне его? — он растерянно взглянул на меня. — Его внешний облик. Как он выглядел?
Понелль прикусил сустав пальца. Мне принесли кофе, и я стал задумчиво помешивать сливки ложечкой, пытаясь скрыть нетерпение.
— Ну, он был футов шесть ростом, я бы сказал. Довольно смуглый, с глубоко посаженными голубыми глазами.
— Что еще?
Он прикрыл глаза, стараясь вызывать в памяти образ архитектора, потом внезапно взглянул на меня и улыбнулся.
— У него была поразительная шевелюра и борода огненно-рыжего цвета.
— Вы бы узнали его, если бы увидели снова?
— Он мертв, мсье.
— Вы не ответили на вопрос.
11. В некрополе
— Поверить не могу, что я позволил вам уговорить меня! — в пятый раз воскликнул Понелль, когда мы входили в ворота кладбища Пер Лашез, оставив бульвар Менильмонтан. Было почти пять часов, моросило. Пока молодой человек не передумал, я схватил его за руку.
— Будьте так любезны, помогите мне сориентироваться и не забывайте, что я представляю префектуру.
— Вот префектура и выполняла бы ваше таинственное поручение!
— Тогда не обойдется без бумагомарания и гласности, а я в данный момент очень хотел бы избежать и того, и другого. Вот позже, вероятно, придется отказаться от подобной осторожности.
Пока что он как будто удовлетворился этим и, хмуро поглядывая на свинцовые небеса, повел меня вперед и направо. Кладбище было огромно, настоящий город мертвых, в котором были свои холмы и долины, накрытые бесконечным сплетением извилистых улочек и миниатюрных бульваров, застроенных маленькими домиками — элегантными гробницами.
— У меня от этого места мурашки по коже, — несчастным голосом промычал Понелль.
— Вам не нравятся кладбища?
Он пожал плечами.
— Тут не суеверие, если вы об этом. Двадцать лет назад именно здесь находился последний оплот Коммуны. Самые страшные сражения произошли среди этих самых могил, многие из них были просто усыпаны мертвыми. Полторы сотни человек — тех, кто выжили — поставили у стены и расстреляли. И похоронили на месте, в общей могиле. Она где-то здесь, — его передернуло при этой мысли. — Вы хотите туда, где похоронен Гарнье?
— Я, в общем-то, не спешу. Расскажите мне еще об этом кладбище, — предложил я, сочтя, что лучше отвлечь внимание Понелля от нашего дела до того момента, когда его активное участие будет неизбежно.