— Солнце просто невыносимое. Не хочешь чего-нибудь выпить?
На самом деле у меня не было денег на это предложение, но я помнила, как отец демонстрировал превосходство и заставлял всех смотреть на себя, как на хозяина любого отеля, ресторана или вечеринки. Становясь в центр комнаты, он представлял друг другу и угощал едой «своих» гостей. Когда особенно расходился, благодарил людей за то, что пришли.
— А вы сейчас идете в кафе? — спросила она.
Я кивнула.
— Тогда мы тоже пойдем. Я бы не отказалась от лимонада. А еще лучше коктейля… Габи! — крикнула она. — Габи, ты готова обедать?
Подошла ее дочка, что-то лопоча себе под нос.
— Да. Хочу есть. Можно мне пинини?
— Может, лучше рис с овощами? И салат с яблочком и сельдереем? Как тебе такое? — Говорить нет, пускай даже с помощью эвфемизмов, моя новая подруга явно не любила.
— Я хочу пинини!
— Панини. Почему бы и нет! — Мелани достала из сумочки кошелек от Феррагамо размером с роман Кена Фоллетта. В нем был целый набор золотых и черных кредиток. — Со шпинатом и фетой?
— Просто с сыром, — сказал ребенок. — Обычным сыром.
— Мы пытаемся работать над здоровым питанием. — Она прошептала это очень театрально, как будто девочка не смотрела прямо на нас своими черными, глубокими глазками.
— По-моему, это отличный обед, — сказала я, произнеся последнее слово слегка нараспев. В следующую секунду вечно голодная Китти уже дергала меня за купальник, тоже требуя угощения.
Я усадила ее себе на колено и принюхалась.
— О боже, — сказала я, оттягивая резинку ее купальника, который она называла своим «комбинезончиком», — ладно хоть не в бассейне!
— У нее авария? — прошептала Мелани, смутившись вместо Китти. — Я могу как-то помочь?
— О нет. Мы будем через минуту. Идите пока без нас.
— Хотите я и вам закажу? Кухня тут может работать медленно.
— Ты что, не утруждайся!
— Это не проблема. Твои дети любят панини?
Я кивнула. Китти, у которой слово «сэндвич» ассоциировалось с дешевым арахисовым маслом, исподлобья посмотрела на меня, явно не понимая, зачем я на такое соглашаюсь.
— А тебе что взять?
— Я бы съела китайской лапши. Но я обычно прошу заменить свинину на яйцо и овощи. Это так мило с твоей стороны, спасибо!
Я вела Фитца за руку и прикрывала абсолютно чистую Китти своим халатом на пути к выходу, когда увидела сотрудницу отеля с длинными блондинистыми волосами, напоминавшими лапшу.
— О, кто это у нас здесь! — сказал она Китти с такой интонацией, будто у нее напрочь отсутствовало умение общаться с детьми. — Весело поплавали?
Китти посмотрела на нее пустым взглядом.
Я попыталась обойти эту женщину, но она сделала шаг в ту же сторону, чуть не столкнув меня в горшок с папоротником.
— Извините. У нас тут небольшая неприятность.
— Конечно. Мне просто нужно поставить штамп на ваших гостевых пропусках.
— Отлично. Мы буквально на минутку отойдем, чтобы со всем разобраться. — И, уже с нажимом: — Дочке нужно в туалет.
— Просто управляющий сказал…
— Извините, я могу узнать ваше имя? — Я растянула губы в улыбке, давая ей понять, что мое терпение скоро лопнет.
— Аманда.
— Аманда, я Трейси Бьюллер.
Фитц приподнял бровь, но я сурово посмотрела, предупреждая: не вмешивайся.
— Трейси, — подтвердила она, потянувшись к рации на поясе.
— Верно. Трейси Бьюллер. Мы гости Эбигейл Уиллер. Сегодня ей пришлось уйти пораньше. У ее ребенка сильно заложило уши.
Когда мы вернулись, Мелани у бассейна не было. А у Китти уже был стеклянный взгляд ребенка, которому очень хочется вздремнуть. Так что я уселась обратно на наш лежак, прижала ее к груди и стала вдыхать тяжелый аромат крема от солнца, исходящий от нее.
Фитц рухнул в бассейн прямо с металлической лестницы, расставив в стороны руки в надувных нарукавниках. Его лицо, обычно такое озабоченное, в эту секунду выражало полное самозабвение. Он нырнул, чтобы достать со дна игрушечную подводную лодку, которую уронил мальчик помладше. Когда всплыл, волосы блестели, как шерстка тюленя, а глаза покраснели от хлорки.
Я сделала глубокий вдох, наполняя диафрагму. Горный воздух был гораздо свежее, чем в Катскилле. Там все время пахло выдержанным сыром, и каждое лето на протяжении трех лет, что мы там жили, плесени становилось все больше.