В тот же вечер, осознав, что он все же Басро, несмотря на свои капиталы, засобирался в Константинополь.
И вновь гости: небольшая, богато разукрашенная резным деревом и цветными смолами лодка причалила к песчаному мысу. На ней, как ни странно, одни женщины, две гребут и третья посередине, вроде в чадре, да в какой-то цветастой, нарядной. Та, что была в чадре, соскочила прямо в воду, умело подтолкнула лодку к берегу, в чуть ли не по пояс вымоченной одежде вышла на берег. Очень долго смотрела на двух девушек и подростка, резвившихся в прибрежной воде, а затем какой-то необычной походкой, бочком, уверенно направилась к покоям Бейхами. Ей преградили путь двое охранников — она что-то рявкнула гнусавым голосом; когда это не помогло, раскрыла лицо и, видя, как отшатнулась охрана, издевательски засмеялась и продолжила путь, снова прикрыв лицо.
— Как почиваешь, Басро? —она уже вошла в покои хозяина. — Не узнаешь? А теперь? — скинула она чадру и, видя, как Басро, сморщив лицо, отскочил, ядовито-раскатисто захохотала. — Что, не узнал, кого облагодетельствовал? Значит, много таких, как я, через твои мерзкие руки прошло... Ха-ха-ха, все-таки вспомнил! Да, я Мартина... та Мартина, которую ты юной в Алжире украл.
— Никого я не крал!.. Отойди!
— Что, боишься заразиться? Так к тебе ведь ни одна зараза не пристает, ты ведь не человек — дьявол. У-у — дрянь! Ха-ха-ха! Боишься?!
— Стража! Стража!
Несколько здоровенных стражников поспешили на крик.
— Ха! — рявкнула на них гостья, и они, страшась не ее крика, а мерзкого лица, резко отпрянули, затрясли копьями. — Убери их, и подальше! — с гнусавой повелительностью приказала она, и, видя, что нет реакции, с издевательской фальшью в голосе. — Я от Феофаны, как ты, наверное, догадываешься... Вот так, без лишних ушей, я думаю, тебе будет лучше... Так знаешь с чем меня прислали? За тобой ведь должок, и давний.
— Никому я не должен!
— Должен, должен, — ходила за отступающим Бейхами пришедшая по огромной зале с мраморными колоннами, с золотыми подсвечниками, с китайскими цветными вазами на персидских коврах. — Иль забыл, что не всех из семейства Мних ты убил, как должен был?
— Не кричи!.. Его не было тогда здесь.
— А ныне? Зембрия уже давно в Константинополе, и даже у тебя, здесь частенько бывает. Что ж ты обещанное не выполняешь... а свое получил?!
— Прочь! Прочь, что ты себе позволяешь — рабыня!
— Ха-ха-ха! Ошибаешься, Басро. Это ты раб, мерзость, ублюдок, босяк. А я благородная дочь достойных родителей, и теперь, как ты знаешь, первая фаворитка императрицы Феофаны. И наконец ты в моих руках.
— Отстань, не трогай меня! Что ты хочешь?..
— Ха-ха-ха! — дико смеялась и говорила Мартина. — То, что я хочу, не волнуйся, сбудется. Тысячи, нет миллионы моих проклятий витают над твоей поганой головой и ждут момента расплаты... А сейчас отработай долг — приказ Феофаны.
— Не могу, не могу! Ну как?! Как я это сделаю?
— Молчи! Слушай и исполняй. Зембрия добивается твоей красавицы...
— Откуда Вы узнали? — перебил ее Басро.
— Ты что думаешь, если Феофана добровольно удалилась от людей, то есть вас, подлых мужчин, то она и от дел отошла?
— Нет, не думаю, я все знаю.
— А мы знаем в тысячу раз больше тебя, и даже то, кто тебя проверял, кто будет на днях судить и какой будет приговор.
— Ты о чем, Мартина?! Я ведь верен Феофане, верен, — теперь он сам, не брезгуя, приблизился к гостье. — Я ведь все делал...
— И будешь делать впредь! — повелительный свистящий тон.
— Да, да... О, как я его убью? Как? — схватился Басро за голову.
— Не так, как ты думаешь, а как Феофана повелевает, чтобы мучился этот еврей, как мы... Слушай. Сегодня к закату доставишь красавицу ко дворцу императрицы. Близко не подплывай, ты знаешь, Феофана теперь не переносит духа мужчин. Ночью красавицей насладится императрица, а утром подаришь ее Зембрия, пусть заразится главный еврей... Вот и все.
— Нет, только не так!
— Кого ты щадишь? Свою красавицу или Зембрия? Помни, в Византии не только врачи и сановники — евреи, но и судьи тоже. Ха-ха-ха, мечтаю я посмотреть, как тебя на веревках в холодную яму к голодным крысам спустят... поднимут, спустят, поднимут, и так трое суток!.. Какое у тебя будущее! Представляешь?! Так что на закате жду тебя с красавицей в проливе, в миле от дворца. И помни: ты должен быть один, чтоб ни одна душа не видела, не знала.
Свою бывшую рабыню, ныне повелевающую им, Бейхами провожал до берега и, уже не брезгуя, даже помог женщине взобраться на лодку. В это время в море виднелась только золотистая голова Аны, заплывшей очень далеко.