— Знаю, — тут же построжела она. — У тебя на тумбочке градусник лежал, я перед тем, как встряхнуть, посмотрела. Да и без него догадаться несложно: на батарее одежда сушится, под батареей — мокрые ботинки, телефон взбухший, словно утопленник. Ты где купался, любимый?
— В речке, — хмуро ответил я.
— И как ты в нее угодил?
— Провалился под лед.
— И сколько же тебе лет, дорогой? Ты не знаешь, что по льду ходить нельзя? Ты сейчас так спокойно заявляешь мне, что провалился… Конечно, обычное дело! Мы ведь с тобой каждый день проваливаемся под лед! Такая семейная традиция Лазаревых.
— Ни кричи, — поморщился я. — Голова болит. И там было неглубоко. По пояс.
— Хоть это радует, — вздохнула она. — Но ты все равно скотина.
— Я не успел позвонить… Меня напичкали лекарствами и уложили спать. Я пытался им сказать…
— Да, я в курсе. Мне позвонил Паша, которого предупредила твоя нанимательница. Как я поняла, ты вчера сорвал урок.
— Было дело…
— Кстати, пока я не забыла про скотину: это Паша просил передать. Ты за прошедшую неделю хоть раз позвонил начальству? Ладно про меня забываешь порой, но про работу…
Я, не отрываясь, смотрел на жену. До сих пор не верилось, что она действительно здесь. Вдруг это лишь наваждение, как тогда, два года назад, когда ее образ явился мне в разгар лихорадки? Может быть, я и сейчас лежу с жаром, а все происходящее происходит в моем воспаленном сознании? Я оторвался от любимого лица и посмотрел по сторонам в поисках опровержения своей теории. Все, как обычно, ничего нового… Тут мне на глаза попался краешек Вериного пальто, выглядывавший из-за уцелевшей дверки шкафа, а затем и ее сумка, повешенная на ручку двери. Нет, не сплю.
Вера села ко мне на кровать.
— Рассказывай.
Вот и настал мой конец.
— А? Что? — потяну время, вдруг она отвлечется. — О чем рассказывать, любимая? Я ничего не… Ай! Больно же! Прямо в живот!
— Нечего юлить, умник, — маленькая, но достаточно тяжелая ручка нежно провела по моим волосам. — Так больше нравится? Я все твои уловки знаю. Со мной не прокатит ни прикидывание дурачком, ни имитация срочной занятости, ни все твои коронные шуточки-прибауточки. Дай угадаю: ты решил поискать пропавшую коллекцию семейства Юрьевских?
— Не совсем, — без особой охоты признался я, попутно пытаясь сохранить положение мягкой ладони на своем лбу. — Сам я коллекцию не ищу, но помогаю, одному энтузиасту, который ищет. В меру своих сил.
— Энтузиаст тоже искупался?
Я невесело усмехнулся.
— Лежит дома с температурой.
— Кто он?
— Учитель истории, из школы.
— Опрятный, интеллигентный, не ругается матом? Наверное, очкарик?
— Верно, по всем пунктам. А, нет, очков не носит. Но вообще он немного не от мира сего… С закидонами.
— С какими еще закидонами?
— Ну… — я не знал, как бы так описать Женю, чтобы с одной стороны, передать некоторые его странности, а с другой — чтобы жена не подумала, что я с связался с психом. — Мне кажется, он очень долго прожил в человеческом окружении, средний интеллектуальный уровень которого намного ниже, чем его собственный. Нет, он не говорит заумными фразами, но по нему сразу видно, что он здесь чужой. Он нелепо одевается по местным меркам («и по всем прочим меркам тоже»), порой от него можно услышать действительно незаурядные вещи, а иногда он обнаруживает полную неспособность мыслить логически. Но при этом Евгений Валерьевич очень добрый, открытый и общительный человек… По крайней мере, ко мне он относится исключительно дружелюбно. Он попросил у меня помощи, и я решил помочь.
— Похоже, ты нашел родственную душу — повторно вздохнула Вера, выслушав меня. — Сюда бы твоего братца Андрея, и на время я вообще могу забыть, что у меня есть муж.
— С чего это ты решила, что мы с ним родственные души? Я совсем не похож на него, и с логикой у меня все в порядке. А уж как я ругаюсь матом… Так ругаюсь… Правда, в те моменты, когда ты не слышишь.
— Дело не во внешности, — рассмеялась она. — И не в словах. Просто ты у меня мальчик разумный и каждый свой шаг продумываешь наперед, никогда не рискуя без надобности. Но раз уж ты пошел вслед за своим новым другом на тонкий лед, значит, чем-то он тебя зацепил, увлек. Потому и родственная душа. Только не забывай про меня, ладно? Я ведь волнуюсь… К тому же, по всем каналам показывали, что у вас тут творилось на прошлых выходных.
Я со всей возможной искренностью уверил, что ни на секунду не забываю ее, совсем наоборот. И что мы с Женей не лезем на рожон, поступаем разумно, обдумываем каждый шаг и ставим собственную безопасность в приоритет. И не покраснел ведь даже. А еще я сказал, что «бесовская суббота» — не более чем хулиганская выходка местных маргиналов, коих и в Москве можно встретить, да еще и в куда больших количествах, чем здесь. Вера поверила и, кажется, даже немного успокоилась. В отличие от меня. По душе назойливо скребли тощие кошки сомнения. Она ведь не в курсе, что за пропажей старинных побрякушек стоят серьезные ребята, с которыми лучше не ссориться. И что украденные сокровища не просто спрятаны — они, скорее всего, охраняются. Такие дела. А может, ну их к лешему? Что с того, что мы найдем эту мифическую пещеру, в которой якобы спрятаны разные ценности, похищенные бандой чуть ли не с каких-то лохматых годов? Если мы и попадем внутрь, то обратно, скорее всего, уже не выйдем. Так зачем тогда искать? Ради ржавой сабли местного удельного князька да ожерелья, которое когда-то таскали на своих отъевшихся шеях византийские императрицы?
— А вы узнали, почему воры взяли только две вещи из четырех? — как бы между делом спросила Вера.
Пока я давал волю царившему внутри меня негативу, она распаковала привезенные продукты и сейчас нарезала хлеб для бутербродов.
— С чего вдруг такая заинтересованность? — насторожился я.
— Расслабься. Я же женщина, женщинам свойственно любопытство. К тому же я имею право знать, чем увлекается мой муж. А в том, что ты увлечешься историей пропавшей коллекции, можно было и не сомневаться. Я прочитала в интернете, о чем пишут в прессе, что говорит полиция… Они вообще ерундой занимаются, ведь так? Никто так и не объяснил, почему пропали только две вещи.
— Потому что именно они имеют значение для истории Младовского края, — ответил я, думая о своем. — Остальные предметы не так интересны, не считая того, что все они — часть одной коллекции. А громобои интересуются именно историческими реликвиями.
— Ага, то есть, деньгами они не интересуются?
— Какими еще деньгами?
Кажется, разговор ушел от основного русла. Русла. Бррр…
— Но они, эти предметы, ведь дорого стоят? — продолжала гнуть свою линию жена.
— Немало.
— Получается, вашим громобоям деньги не нужны? Раз они не взяли такие дорогие вещи. Или…
— Или? — я выжидательно задрал голову, глядя на Веру снизу вверх.
— Любимый, ты меня разочаровываешь. Это же очевидно! Вор был один.
— Один?
Но тут и до меня начало доходить.
— Ну да, один. Раз он взял самое ценное из того, что смог унести. И самое легкое. Согласись, в одно лицо тащить доспех весом в пятнадцать кило или здоровенный оклад для метровой иконы не очень сподручно. Да и шумно.
— Ну да, эти железяки так просто не утащишь. Я видел их: тяжеленькие фиговины. То есть, ты думаешь… — я не договорил, пораженный внезапной догадкой. — Блин! Ну я и раззява! Нам нужно ехать!
— Куда? — Вера так удивилась, что даже не успела рассердиться. — Ты с температурой!
— Плевать. Это не терпит.
— Пока я здесь, не одному тебе судить…
— Ну любимая! — взмолился я. — Неужели ты думаешь, я стал бы подрываться просто так! Вопрос очень важный!
— Ладно, — наконец согласилась она. — Споря с тобой, больше времени потеряем. Только я поведу. В твою машину все равно не сядешь. Вы же в ней болото устроили! Сейчас там, как в избушке у у бабушки Зимы: все в инее и потолок ледяной. Ее нужно обогревать и сушить…
— Вечером обогрею.
— …и еще царапина на двери. Ты звонил в страховую?