За поеданием булки решил организовать себе небольшую экскурсию по монастырю, благо вход на территорию оказался бесплатным. Внутри оказалось достаточно просторно. Крепостные стены образовывали правильный четырехугольник, в центре которого и ближе к воротам теснились постройки: храм, две церкви, часовня, настоятельский корпус с кельями, где жили монахи, и кое-что по мелочи. Также имелось кладбище, с надгробиями XVIII–XIX веков. Полустертые надписи на дореволюционной кириллице рассказывали о людях, которые умерли сто, а то и двести лет назад. Печальное и одновременно завораживающее зрелище.
Южная стена выходила практически к самой Волге — до кромки воды оставалось всего каких-то несколько метров. Трудившийся здесь монах любезно поведал мне, что в старые времена монастырь стабильно раз в несколько лет становился жертвой весеннего половодья.
— Оттого южная стена самая толстая и прочная: подмывало ее знатно. Даже рушилась несколько раз. Берег здесь пологий, не то, что правый. А, что? Чинили, куда же деваться. Даже в советское время деньги находили, хотя большевики сначала вообще хотели монастырь снести. Да руки и не дошли. Нет, сейчас уже таких проблем с водой нет. Волга обмелела, сильных разливов не случается. На моей памяти еще не было.
Прогулявшись мимо всей этой красоты по расчищенным каменным дорожкам и вволю налюбовавшись стариной, я собирался уже было двинуть к выходу (хочешь — не хочешь, надо возвращаться в библиотеку, читать дальше), когда мое внимание привлекла самодельная вывеска, прикрепленная у входа в настоятельский корпус:
«КОЛЛЕКЦИЯ ЮРЬЕВСКИХ — утраченная и вновь обретенная святыня Верхневолжья».
Чуть ниже стояли часы посещения: с 13:00 до 17:00. Вход сто пятьдесят рублей, детям, инвалидам и пенсионерам — бесплатно.
Что же это за коллекция такая и почему к ней столь повышенный интерес? Есть прекрасный шанс выяснить прямо сейчас.
Но прямо сейчас не получилось. Пока я гулял по монастырю, количество людей возле главных ворот значительно увеличилось. Причем, если часть из них построилась в ровную очередь, ведущую ко входу в музей, то вторая половина так и осталась слоняться поблизости, изображая полную безучастность. Разве что переместились на территорию монастыря. В их числе я с удивлением заметил несколько подростков явно школьного возраста. Сегодня же первый день занятий, разве нет? Хотя, времени уже половина второго, видимо, у кого-то уроки уже закончились. Или еще не начинались.
Так или иначе, пока я размышлял над пространственно-временными парадоксами, собравшаяся толпа развернула самодельные транспаранты, обступила вход в импровизированный выставочный зал и, вежливо, но настойчиво оттеснив прочих людей, взяла его в плотное полукольцо. Действовали они в полнейшей тишине, но чувствовалось, что подобные акции им не впервой, и организованы они на должном уровне.
Далеко не все присутствовавшие отнеслись к митингующим с пониманием, и скоро из рядов «оттесненных» в их адрес полетели недовольные реплики.
— Опять заявились!
— Достали уже! Каждый день ходят, только мешаются!
— И мусорят тут. Тоже мне, защитники хреновы.
— Не ругайся в церкви!
— Не каждый день ходят они. Только когда журналистов нет.
— Почему только без журналистов?
— Потому что тогда и полиции нет. Они сунулись было в первый день выставки, так им живо показали, что к чему.
— Ах, вот оно что… Трусы!
— Перед кем митингуете?
— Срамота.
— А чего они хотят-то? — осведомился я у стоявшей возле меня пожилой четы — не той, что с перехода, а другой.
— Ты что, любезный, читать не умеешь? — вежливо-издевательским тоном поинтересовались они.
Действительно, на плакатах все было написано красным по белому. «Руки прочь от достояния Тверской земли!», «Москва, тебе уже хватит! Оставь и нам!», «Коллекция Юрьевских останется в Младове!» — и все в том же духе. Короче, не отдадим, но пасаран, долой столичных, зажрались и тому подобное. Честный порыв. И даже не скажешь, что тематика высосана из пальца. Вот я тоже недавно…
— Коллекцию собираются перевозить в Москву?
Я снова повернулся к пожилой паре, но те уже направились к выходу и меня не услышали, так что вопрос утонул в голосах других людей. Вопрос, конечно, был риторическим: надписи на транспарантах избавляли от всякой необходимости на него отвечать — но осадок все равно остался. Им-то я что сделал?
Пожалуй, на сегодня впечатлений хватит. Лучше наведаться в общежитие и узнать, как обстоят дела с моей комнатой. А ознакомление с национальным достоянием отложить на потом. Тем более, туда сейчас и не пройти: защитники не пропускают никого в здание, только позволяют выйти тем, кто на момент их появления (а точнее, активизации) уже находился внутри.
Я последовал к выходу, когда уже у самых ворот столкнулся с небольшой группой школьников, заходящих с улицы. На вид — пятиклассники, может, чуть постарше. Завидев митингующих, они возбужденно заголосили и наперегонки побежали к ним, радостно вопя во всю глотку:
— Шизик тут!
— Шизик с вами!
— Шизик, выходи!
Один из пацанов, поскользнулся и полетел на землю, но на него никто не обратил внимания. Тут же подскочив, словно резиновый мячик, он, как ни в чем не бывало, припустил следом за товарищами, горланя громче прежнего:
— Шизик, шизик!
Шизик, шизик… Что еще за шизик? Заинтересованный их поведением, я задержался у ворот, но издалека так и не смог разглядеть, к кому именно обращались дети. Не иначе к кому-то из стоявших в добровольном оцеплении.
Появились монахи и начали успокаивать собравшийся народ: завидев людей в рясах, оравшие про шизика детишки кинулись врассыпную, ловко уворачиваясь от тянувшихся к ним рук и вереща, как резаные поросята.
Похоже, еще одна привычная для местных забава, решил я про себя и отправился восвояси.
Глава IV: Снова в школу
— Уважаемые коллеги, позвольте представить вам Филиппа Анатольевича Лазарева. Филипп Анатольевич любезно согласился на время влиться в наши ряды, дабы поделиться с учениками своими знаниями основ юриспур… юрипрус…
— Юриспруденции, — я вежливо кивнул Елене, а вслед за тем дружелюбно улыбнулся остальным собравшимся в учительской педагогам. — Очень приятно. Надеюсь на плодотворное сотрудничество.
В ответ лишь несколько вялых улыбок да пара небрежных кивков. Вот так прием. Даже не верится. Я метался взглядом от лица к лицу и все больше разочаровывался, то ли в них, то ли в себе. Судя по физиономиям, товарищам вообще глубоко пофиг, новый ли я их коллега или восковая фигура последнего. Абсолютное торжество равнодушия. Да нет, даже не равнодушия, а какой-то смеси брезгливости и разочарования. Что я сделал не так? Только в глазах двух молодых учительниц заметна хоть какая-то симпатия, но, как я сразу заподозрил, это связано исключительно с моей гендерной принадлежностью. Мужчин и вправду маловато: пожилой преподаватель музыки (ровесник безвременно почившего Ростроповича) да алкаш-трудовик, который прославился спаиванием учеников в дни государственных праздников. Все прочие — дамы, причем, большинство уже в хорошем возрасте. Их я не заинтересовал даже как мужчина. Мда, веселая работка ожидается…
Директриса — особа, вроде бы, и не старая, но какая-то вся обрюзгшая, оплывшая и запущенная — лениво посмотрела в мою сторону, поморщилась и уткнулась в экран своего телефона. Тоже мне жюри. Странно, что меня вообще взяли без предварительного согласования и собеседования с ней. Или она так доверяет своему заму?
Елена, завидев реакцию собратьев по цеху (видимо, сама она ожидала чего-то иного), густо покраснела и спешно свернула церемонию.
— Ну, вот и познакомились! Филипп Анатольевич приступает к работе в пятницу, сегодня просто зашел поздороваться.
— Да, да, — поспешил согласиться я. — Был очень рад. Надеюсь, в пятницу получится…
— Да, в пятницу познакомимся поближе!
Странно, но при этих словах на некоторых лицах возникло кое-какое движение. Еще не до конца осознав, в чем здесь суть, я осторожно продолжил.